Порождения ехиднины
Шрифт:
За плечом фыркают.
– Они лет триста не видели политиков противных убеждений через прицел, со стороны дула. Так что страшнее взяточника зверя в нашем лесу нет. А если еще точнее, - женщина придвигается поближе к собеседнику. Сантиметров на десять.
– Нет ничего страшнее коррупционера на уровне рядового полиции и члена вспомогательного отряда радикальной группировки умеренного крыла оппозиции. Потому что на высших уровнях можно лоббировать, взрывать и расстреливать.
– Привилегия высших классов - рисковать жизнью за интересы и убеждения. Res publica альбийского или литвинского образца, не так ли, доктор
Говорили. Было дело. И один из собеседников, тот, что устроился в кресле, считал, что стоит у стенки. Впрочем, большая часть аудитории разделяла это мнение.
Сейчас он, кажется, более чем доволен своей работой, своей жизнью. То, что раньше торчало осколками стекла, давно сгладилось, и все же не ушло до конца. Вслушиваешься, вглядываешься - тогда чувствуешь застарелое, почти привычное, нытье на стыке затылочной кости и атланта, словно песка в шарнир бросили. Но не то, что год назад, не сравнить просто. Это живой человек с осколками старой войны, засевшими в нем, а не вежливый ходячий покойник.
– От наступления подобной республики на здешние реалии местные пытаются свернуться в бронированный шар и отстреливаться на 360 градусов. Знаете, почему? Наше сословие воюющих ни черта не знает о том, чего хочет. Все это вмешательство начинается как "жалко котеночка" и заканчивается "ничего себе выросла скотина, а ну пошла вон!" - или "давайте ее срочно кастрируем, вдруг поможет". Мы, из своего благополучного Старого Света, хотим, чтобы люди не убивали друг друга и не ели, буквально, как здесь было в осаду. И ни черта не представляем о том, почему они убивают и едят. Совет видит "горячую точку" на глобусе - и давай ее тушить.
– И чрезвычайно обижается... вернее, точней будет сказать, обижался, когда его мероприятия - все, включая вещи полезные, встречают тем самым огнем на 360 под лозунгом "дайте нам уже как-нибудь самим разобраться". Вот, возвращаясь к моей просьбе, компаньеро Амаргон и решил, что главное - выжить отсюда доброхотов. Корпорации его беспокоили куда меньше. С теми, кто ищет конкретной выгоды, в его представлении, легче договориться.
– Вы можете повлиять на позицию Джастины как официальное лицо, - напоминает Максим.
– Это будет проще и надежнее. Она, в конце концов, чрезвычайный посол доброхотов. И сейчас все-таки не время вспоминать прошлые претензии.
Любимая женщина уже переползла на внешний край кровати и даже свесила вниз босые ноги. Разглядывает гостя, обнюхивает, ощупывает взглядом. Почти не пытается поддеть.
– А вы из Винланда, - говорит.
– И долго преподавали. Где-нибудь в Онтарио или Манитобе, так?
– Где-нибудь, - кивает Эулалио. Слегка разводит руками, извиняясь: мол, сами понимаете, мое прошлое принадлежит не мне.
– Мое официальное лицо - это стратегический резерв командования. Потому что если все пойдет так, как мы хотим, именно госпоже Сфорца и придется с ним работать.
– Пусть обмениваются любезностями через решетку, пока фонтаны не иссякнут, - советует Кейс.
– Это иногда помогает. Хотя это все,
– "Господин Лим, проблема в том, что моя жена хочет оторвать вам голову - не позволите ли вы ей попробовать..." Кстати, с вероятностью помогло бы.
– Кстати, где сейчас этот герой экстремальной журналистики?
– спрашивает Максим.
– Неизвестно. Он, представьте, позвонил Васкесу с городской АТС, непосредственно с АТС, я имею в виду, с девятки - и сказал, что у "Сфорца С.В." есть неделя, пока он решает, какую именно пластическую операцию делать.
– Не надо операцию... такой коллекционный нос нельзя трогать. А реакция, пожалуй, неадекватная до истерической. Ему сейчас надо стричь купоны и приходить торговаться в ореоле славы героя-спасителя. Да и без ореола он может откусить больше, чем прожует. У нас же новая блажь - семимильными шагами к признанию за Флорестой права на самоопределение.
– Вы забыли про его коллег по Бригадам. И про людей под ним. Далеко не все там будут в восторге от происшедшего. Не меньше половины. А во второй половине не меньше трети придет в восторг по неправильным причинам. Так что рисковать имеет смысл только за что-то очень весомое. Наш Одуванчик хочет быть невестой, а не женихом.
– Мусульманской невестой он хочет быть. Так пусть уже заявит, какой свадебный подарок хочет. Вряд ли ему откажут.
– Очень сильно вряд ли. Разве что запрос будет уж запредельно фееричен.
– Пусть попросит голову господина Сфорца - и я на нем женюсь, - говорит Кейс.
– Я против, - говорит Эулалио.
Максим думает и кивает:
– Я тоже. Даже дважды.
– Кстати, о господине Сфорца, пока он еще жив. Он в весьма резких выражениях посоветовал мне заняться вашим учебным заведением и порядками в нем, - председатель антикризисного комитета закладывает руки за голову.
– Я намереваюсь с удовольствием последовать этому совету. И хотел бы использовать ваш случай как казус белли.
Это когда-нибудь кончится? Кончится ли это когда-нибудь, или мне уже застрелиться все-таки? Кто-нибудь способен услышать мое мнение и обратить внимание на мое отношение к учебному заведению - или они никого не волнуют?..
– Ну и с каких пор от казуса белли требуется разрешение?
Кейс поджимает ноги, берет себя за пятку и так замирает, прислонившись к спинке кровати. Пытается видеть сразу двоих. И еще удивлена. Кажется, прозвучало слишком резко.
– Видите ли, я знаю, что у вас лично к университету претензий нет. Наоборот, когда мы разговаривали с вами в последний раз, вы были им вполне признательны за то, что они вас всего лишь выпустили с волчьим билетом, а не убили, как должны были. Но я понадеялся на то, что последний инцидент все-таки заставил вас задуматься.
Несомненно, заставил. И был один интересный разговор, после которого чертовски хочется запустить руки в базы данных университета, посмотреть, что там за чудеса в личном деле. Защищены они, наверное, так себе, а у нас есть Королева - так что можно заняться. И раньше можно было, что мешало-то? Наверное, полное отсутствие любопытства по этому поводу. Все казалось совершенно ясным. Теперь, конечно, у меня есть вопросы. За что они меня перевели - по-прежнему понятно, структурам Совета деятели вроде меня не нужны, но почему не выгнали, как положено?