Порождения ехиднины
Шрифт:
Руководство, оно доброе. И второй раз тыкать носом в уже признанную ошибку не станет. Смешно. Две недели назад эта мысль вызвала бы острую тоску и чувство собственной бесполезности. Год назад... не будем о страшном. Если так пойдет дальше, годам к восьмидесяти меня будет не отличить от человека
И даже если я ошибаюсь в очередной раз, если это "хочу!" - столь же осмысленное и обоснованное желание, как предыдущее "хочу отдел!", если специалиста по решению проблем из меня не выйдет, то это тоже не страшно. На худой конец, место спасателя на пляже корпорации мне всегда
Любимая женщина во сне вцепляется в руку, словно кошка в слишком тонкую ветку дерева, всей собой. Проснется, осознает и первым делом отползет подальше к стенке: заберите, нам ваших конечностей не надо.
Нам вообще ничего не надо, мы самодостаточны, мы ни в ком не нуждаемся, и до сих пор застряли в здании корпорации, потому что тут Моро... а когда Моро перевели в городскую тюрьму - потому что тут материалы дела и материалы эти тянут на книгу. А еще мы консультируем специалистов. А на работу к подлецам и эксплуататорам мы не пойдем ни за что. Никогда. Ни при каких обстоятельствах.
Что ж, если все-таки не пойдет - чем черт ни шутит, - я начну реформы с Управления полиции Флориды. Это будут очень серьезные реформы. Докторо-камински-центрические.
Подлец и эксплуататор только посмеивается и советует вырабатывать привычку к комфорту. Медленно, неспешно, методично. Фурии и гарпии вообще тяжело приручаются, это видовая особенность.
Франческо должен знать, в конце концов, он на такой женат. Хотя это большой вопрос, кто у них там кого приручил - и чем и как прикармливал. А тут - с первого часа все так и пошло: шаг вперед, шаг назад, во сне - за руку, наяву в дальний угол, "ничего себе не выдумывай, я просто не могу спать одна в незнакомом месте", и, конечно же, логово за рабочей комнатой - тоже незнакомое место, и еще четыре сотни объяснений и оправданий в духе "я тебя знать не знаю, уйди, и руку на плечо положи, а то опять эта крыса со шприцом...". Заведующий отделением ничего против не имеет - уловил пациентку на амбулаторное лечение, а в обмен делает вид, что не замечает ее присутствия все остальное время.
Почти все, с перерывами на походы за новостями и работу по делу - с первого утра: проснуться много раньше положенного больничного времени, судя по тишине, отсутствию суеты и беготни снаружи - с невесть откуда взявшимся ощущением, что все очень хорошо и правильно, мозаика сложилась, детали головоломки пригнаны друг к другу, доски корабля без единого гвоздя соединены так, что не расцепишь. Удивиться, озадачиться, потом открыть глаза и обнаружить, в чью макушку ты уткнулся носом, и больше не удивляться...
Чудо дремлет, сидя в кресле у кровати, положив голову на матрас, скрестив запястья под подбородком. Поза "смерть позвоночнику". На правой руке, на запястье - пластиковый щиток над повязкой. Под взглядом немедленно открывает сонные глаза.
– Что это?
– и чем же таким интересным накачали-то? Узнать бы. Голова свежая, легкая и пустая, тугой воздушный шарик между крышкой черепа и мозгом сдули и аккуратно вытащили...
– Капибара оказалась тяжеловата... растянула.
– Ты его...
– Я его об стенку.
–
Упирается в ладонь подбородком. Смотрит мрачнее вчерашнего - или еще сегодняшнего?
– врача, который на вопрос "Как Антонио?", самый первый вопрос, раскрыл пасть и рявкнул "Много лучше вас!". Наверное, напугать хотел.
– Мне уже все объяснили. Не волнуйся, обошлось. Скажи мне, твоя настоящая фамилия - Сатана?
– Гхм... вроде нет, а что?
– И не фамилия, а профессия, если на то пошло. Или призвание. Или отношение к жизни.
– Ну если тебе верить, то в каждом дерьме, которое случается, виноват именно ты. Ты лучше скажи мне, как довести всю эту компанию до отношения "чем бы ни тешился, лишь бы не вешался"? А то даже завидно как-то.
– Лучше не надо.
– Угораздило же свалиться раньше, чем можно, всего-то полчаса не дотянул, а теперь же начнется... а судя по обмолвкам, уже началось.
– Зачем ты тут так спала?
– Я вообще не собиралась сюда приходить!
– выпрямляется, осторожно поводит затекшими плечами, вздыхает.
– Меня просто наперебой убеждали, что ты будешь рад меня видеть, когда проснешься. С этими дамами спорить...
Ну вот, заклевали. Из лучших побуждений.
– Кейс...
– говорит он.
– В тебе около центнера, - отвечает она, - по прикидкам. А я руку растянула. Если ты сейчас что-нибудь скажешь, я и вторую растяну. Спи...
Кто будет спорить с такими аргументами?
Осторожный стук в дверь. Это не персонал - персонал слышно шагов за десять. И ведь не скажешь, что в палате никого нет дома. Значит, потом будет скандал. А может быть и сразу. Зато зрелище...
– Войдите.
Женщина на постели распахивает глаза - как пушечные порты.
Человек в дверях - невысокий, темноволосый, невыразительное, незапоминающееся лицо, точные сухие движения - чуть наклоняет голову к плечу.
– Добрый день, Максим. Приятно познакомиться, доктор Камински, меня зовут...
– Редко и как правило матерно.
– Так оно и есть.
Укреплять людей в их заблуждениях - непедагогично. Часто зовут, часто... и много чаще зовут, чем дозываются, а что касается "матерно" - ну, в некотором роде. "У нас тут!.." - далее подставить нужное слово на распространенных внутри корпорации наречиях и жаргонах, а обсценная лексика имеет свойство взаимопроникновения и нивелирования: ты приходишь на рабочее место, зная десяток грубых слов на трех неродных языках, и через год заворачиваешь такой интернационал, что по метисам не угадать ни расы, ни принадлежности.
На этот раз "у нас тут!" получилось слишком большим, чтобы разбирать по дальней связи. Хоть, право, раз в квартал по ЧП имитируй, потому что иначе не дозовешься.
– Я вам за всем этим спасибо забыл сказать, - говорит Максим, вставая.
– За совет. Если бы не он, я бы еще наверное до середины следующего дня пилил версию "похищение" - это в лучшем случае.
Затаившаяся на кровати сердитая кошка переводит взгляд с одного на другого. Переваривает информацию. Да, я же так и не рассказал ей, как именно дошел до своей версии.