Портартурцы
Шрифт:
«Наступили страдные дни крепости, — думал, про себя — Мехметинский. — Главное — удержать Китайскую стену. Веять стену штурмом — значит прорваться через головные укрепления и покончить с осадой Порт-Артура».
Так оно и было в 1894 году, когда японцы брали крепость у китайцев. Уже через два часа после начала штурма весь Артур оказался в руках атакующих.
Поднявшись к орудиям полевой батареи, Подковин увидел картину артиллерийского боя. Гаубицы Волчьей Мортирной поочередно изрыгали длинные клубы дыма и огня. Правее с треском стреляли малокалиберные пушки. Пыль от рвущихся неприятельских снарядов густой мглой висела над главной оборонительной линией. Белые шрапнельные облачка ползли по голубому небу с востока на запад.
Снизу артиллеристы принесли жуткую весть:
— Японцы прут несметной силой. У нас много подбитых орудий. Есть потери в людях.
Но уже через час все радостно говорили:
— Атака отбита, всех штурмующих изничтожили. Наши артиллеристы не допустили врага к фортам и редутам. Японские резервные полки отступили.
2
Штабс-капитан Копьев, командир Волчьей Мортирной батареи, среднего роста, плечистый человек, говорил очень быстро. Когда он отдавал приказания или слушал, глаза его лихорадочно блестели, а в морщинах немного вздернутого носа пряталась усмешка. При первой встрече он показался Подковину странным.
— Телефонистом-наблюдателем послали? — встретил он Подковина вопросом. — А-а-а… Грамотный?.. Смотри, телефонограммы придется тебе писать… Во время боя со мной поменьше разных там благородий. Говори толково и быстро. Это, во-первых… Во-вторых, связь во время боя — все. Ты — глаза и уши не только передовой огневой линии, тебе придется также корректировать стрельбу Золотой горы. Ты не должен тупеть с испуга, ты обязан видеть окружающую обстановку так, как она выглядит на самом деле. Не уменьшай опасности, но и не преувеличивай ее. Слыхал, как вчера разделали японцев? — Лицо Копьева озарилось улыбкой.
Подковин первый раз был в кольце неприятельского огня. Он вышел из блиндажа к мортирам; неуклюжие и короткоствольные, они стояли с задранными кверху жерлами. Артиллеристы сидели в нишах бруствера. Солнце пекло. Пыль от взрывов оседала и затрудняла дыхание. Подковин перебежал в башню, и сразу стало легче.
Наблюдательная башня — это стальной цилиндр с бронированным колпаком; она полузакопана на небольшом возвышении между Мортирной батареей и Китайской стеной. Внизу — второй редут.
Телефон висел в блиндаже, скрытом глубоко в земле сзади орудий.
«Здесь почти безопасно», — подумал Подковин.
А снаряды сыпались и сыпались: на головы артиллеристов, на жидкие прикрытия стрелковых окопов… В бруствере редута зияли бреши.
В башню вошел старший, фейерверкер:
— Скоро четыре часа. Батарея готовится, — сказал он. — Что новенького?
— Справа от Сахарной головы появляются жидкие сероватые дымки и быстро исчезают. Вон, смотрите, опять.
— Да, батарея там есть, — сказал фейерверкер. — Пойду доложу штабс-капитану. Надо бы Золотой горе пустить туда с десяток снарядов.
Подковин вышел из башни и стал сзади орудий, ожидая выстрела.
Поступило распоряжение обстрелять полевые гаубицы, что за железнодорожной насыпью.
— Это дело проще, — засуетились артиллеристы.
Подковин попросил фейерверкера указать ему местность, которая будет подвержена обстрелу.
— Встань на площадку и последи за полетом снаряда. Увидишь, куда упадет. На этот обстрел мы уменьшим заряд. Пороху восемь фунтов, — скомандовал фейерверкер. Через несколько минут за пригорком у железнодорожного пути поднялся столб земли и сразу же осел.
Волчья Мортирная вызвала ответные выстрелы. Особенно учащенно стреляла неприятельская батарея полевых гаубиц.
Над башенкой часто лопалась шрапнель. Подковин слышал, как о землю, сзади и спереди башни, шлепали свинцовые пули.
Стрельбу своих орудий корректировал сам Кольев, посылая снаряды то за Сахарную голову, то на батарею гаубиц. Японцы прекратили огонь из тяжелых пушек, Но их скорострелки все еще обсыпали наши позиции шрапнелью, поднимая пыль на подступах к укреплениям. Осколки и стаканы часто со звоном ударялись о дула мортир.
3
Ночь. Душно. Китайская стена, третий форт и Заредутная батарея — под жестоким обстрелом. Ясного звездного августовского неба не видно. Мимо бронированной башни, колеблясь, ползут клубы терпкой пыли, смешанной с газами и дымом взорвавшихся бомб.
Подковин оставил свое надежное укрытие и вошел в окоп. На склоне горы перед нашими укреплениями, сзади их и изредка на кромке траншеи лопались фугасные и бризантные снаряды. Снопы грязно-желтых огней плясали по рвам и брустверам первого и второго редутов. Непрерывные вспышки, освещая внутренние дворы укреплений, выхватывали из мрака зловещие картины разрушения. Мелькали то опрокинутое орудие, то огромная брешь в бруствере, то распростертые тела.
Японцы, видимо, сосредоточили огонь на всем участке от третьего форта до Большого Орлиного Гнезда. Взрывы снарядов своим непрерывным треском заглушали пулеметную и ружейную стрельбу. Гора вздрагивала, по склонам ее катились камни. Осколки с визгом ударялись о щиты орудий, падали вокруг солдат.
Подковин направился в блиндаж к штабс-капитану Копьеву, но столкнулся с ним у орудия:
— Огонь движется на нас, ваше благородие.
— Дышать, нечем, — спокойно сказал штабс-капитан. — К атаке готовятся. Ночью… Днем сорвалось… Ну, что ж? Ночью так ночью.
У бруствера Волчьей Мортирной батареи взметнулся кверху высокий столб желтого пламени и сразу осел. Оглушающий треск заставил Подковина и Копьева присесть. Газы взорвавшегося снаряда 150-миллиметровой гаубицы заполнили двор укрепления и поползли ядовитыми струйками в укрытие.
— Нащупал… — прошептал сидевший рядом с Подковиным канонир, — Теперь держись. «Паровозами» задавит…
Артиллеристы сидели, плотно прижавшись к стенке, охватив руками колени. Прошло минут пять. Взорвалось два тяжелых снаряда, но на пустых пространствах.