Портартурцы
Шрифт:
К первым числам августа форт № 2 оборудовали. К этому времени Дагушань и Сяогушань пали.
— Теперь держись, — сказал Резанов офицерам. — И второй и третий форты с их дворами — открытая площадка. Меткости в стрельбе японцы достигнут необычайной. У них не будет ни одного перелета или недолета. Стрельба будет корректироваться с фланга. Мы же на месте, мы не двинемся.
Глава вторая
1
Японцы обстреливали город, левый и правый фланги. Были и штурмы, но второй и третий форты жили своей размеренной, хотя и тревожной, жизнью. Траншеи, окопы, редуты, люнеты укреплялись и все более и более вселяли надежду в их неприступность. Генерал Кондратенко часто осматривал укрепленную линию, беседовал с офицерами и солдатами. Он был озабочен и нервничал. Его поразила нерешительность морских офицеров, вернувшихся 28 июля обратно в Артур. «Что они будут тут делать — эти дорогостоящие суда? — часто задавал себе вопрос Кондратенко. — Не пошли на таран. Не использовали до конца положение, чтобы нанести глубокие повреждения врагу, хотя бы и ценой своей гибели. Утопить суда нужно было там, далеко в море, а не вводить их для этого сюда — в грязную лужу, где их не сегодня, так завтра расстреляют».
Тревожное состояние генерала заметили окружающие его офицеры. И чем больше он волновался, тем внимательнее прислушивались к его словам. Атмосфера была напряженной до предела. Передвижки врага, бессилие нашей артиллерии сбить неприятельские батареи заставляли каждого призадуматься. Все ждали генерального штурма. Японцам выгодно было взять Артур в первые дни августа, пока подбитая эскадра не оправилась и не сделала новую попытку к прорыву во Владивосток.
День четвертого августа проходил спокойно. Гарнизон второго форта, как всегда, проводил работы по усилению укреплений. За последнюю неделю форт нельзя было узнать. С правой стороны дворика был устроен окоп на два пулемета, а в середине дворика укрытие, под которым стояли две полевые пушки. Пулеметы и пушки предназначались для обстрела подступов к Куропаткинскому люнету.
Генерал Кондратенко обошел все уголки форта. Он долго рассматривал добавочные сооружения и в конце концов одобрил их. Стрелки впервые видели генерала так близко.
— Во всякую щель свой нос сует. Не боится, что по наковальне ходит. Егоров, что ты не предупредишь их превосходительство? — смеялся Пестов.
— На холодной наковальне и бутылочку спокойнехонько распить можно, — ответил Егоров.
— Что, борода, выкусил? — засмеялись солдаты.
Кондратенко подошел к группе солдат и, поздоровавшись, спросил:
— Форт-то поди лучше, чем открытые окопы?
— Без форта вольготней, ваше превосходительство.
— Это почему же?
Солдаты отвечали сбивчиво, отрывочными фразами. Но генерал понял, что открытое поле им нравится больше за далекую видимость и что в полевой обстановке каждый стрелок чувствует себя более самостоятельно. При орудийном обстреле по окопу можно передвигаться, а здесь все в куче. Может, для артиллеристов и нужны такие казематы, но стрелкам по душе поле.
— Воевали вы неплохо в поле. Такую же храбрость проявите и здесь, — сказал генерал стрелкам. — Будьте спокойны и работайте уверенно. Нас поддержат тяжелые пушки порт-артурских укреплений. Мы всегда будем с вами. Отбивать врага будем вместе и умирать будем вместе.
2
Ночь с пятого на шестое августа была ясная. Егоров стоял на часах с Пестовым. Бородач мурлыкал что-то из духовных мотивов, а Егоров смотрел на звездное небо и старался разгадать, отчего семь звезд Большой Медведицы, которые в народе зовут «Ковшом», под утро опрокидываются.
— Скоро рассвет, — печально проговорил Пестов. — У нас, дома, будут вставать и встречать праздник.
— Да, сегодня преображенье. Люблю я деревенские праздники, — отозвался Егоров.
— Служба в церкви торжественная. Плоды будут освящать.
— Не за службу церковную я люблю праздники, а за то, что в праздники любви у людей друг к другу больше.
— Чем-то нас япоша пожалует сегодня…
— Хорошего не жди. Вот-вот начнет громыхать.
— А что, Егоров, тебе на самом деле не страшно или ты притворяешься?
— Ты, дядя Пестов, ходил весной через реку по рыхлому льду?
— Приходилось, особенно к святой, когда торопился с заработков.
— Мог ты провалиться и утонуть?
— С другими случалось, ну, и со мной могло.
— То-то вот и оно. На войне мы все равно что весной по рыхлому или осенью по тонкому льду идем. Можно пройти, можно и булькнуть. Например, если у тебя страх, а у меня его нет. Разорвалась шрапнеля… Меня убило, а ты остался. Или наоборот. Подумай. Ни страх и ни бойкость от случайной пули не спасут. Но страх мешает опасность рассмотреть. Когда дрожит сердце — далеко не увидишь. А нам нужно глаз незатуманенным держать, тогда легче сохранить себя от человека, что в тебя из винтовки метит или хочет штыком пырнуть. Пробовал кому-нибудь подолгу в глаза смотреть? Вот так она, смерть, на нас смотрит. И тут-то, брат, чей зрачок выдержит. По нашим годам смерти не время брать нас. Ты и гляди ей в глаза прямо, не дрожа: врет, свернет, уйдет в сторону…
На рассвете глухо прозвучал выстрел. Пестов и Егоров прислушались. Позади третьего форта разорвалась первая неприятельская граната.
— С праздником япоша поздравляет, — сказал Пестов.
— Снаряду трудновато по воздуху пролететь. Гудит, люлюкает, а пулька свистнет, как птичка, и нет ее.
Второй снаряд пролетел правее и упал в тылу форта № 2. Затем вдруг раздался взрыв на первом редуте, совсем рядом. Пестов и Егоров вздрогнули и переглянулись. Секунды две спустя в воздухе резко прозвучал залп неприятельской батареи, укрывшейся в складках Волчьих гор:
— Смотри, а я побегу скажу дежурному, — крикнул Пестов.
Егоров отошел от колеса орудия, у которого стоял, и придвинулся плотно к стенке из мешков. По всему неприятельскому фронту, насколько мог видеть Егоров, мелькали огни неприятельских батарей. Но снаряды сыпались только по линии нашего правого фланга от батареи лит. А до укрепления № 3. От первых снарядов, неожиданно обрушившихся на восточный фронт, не только люди, но и земля вздрогнула. Вслед за этим началась непрерывная канонада. Еще не успели артиллеристы стать на свои места, в боевой порядок, как вокруг форта упал град разнокалиберных снарядов. Осколки с визгом пролетели через голову Егорова и ударились о мешки, выложенные поверх сводов казематов. На дворе посыпались мелкие камни, начал оседать песок, за ним потянулась струйка удушливого дыма. Егоров взглянул в амбразуру и увидел, как кипела земля на первом и втором редутах. Над третьим фортом стояло сплошное облако из пыли и дыма.