Портрет художника
Шрифт:
Перпендикулярно лестницам на террасах вдоль горы тянулись узкие, асфальтированные дороги, по которым можно было проехать на автомобиле, что решало проблему связи с любой другой частью острова, но ездили здесь, в основном, на велосипедах и роллерах, здесь всегда было тихо и пахло розами, иногда доносился колокольный звон из монастыря.
Как казалось Алеше в последующие четыре года, он ничему не учился, кроме плавания и ныряния в прозрачных прибрежных водах, но как-то так вышло, что за это время он выучился новогреческому и старогреческому языкам, читал Гомера в оригинале, неплохо овладел латынью и ознакомился с началами геометрии и физики по текстам Пифагора и Гераклита. Если бы у Алеши возникла такая нужда, он мог бы узнать, что тот способ, которым он получал образование, лет сто назад назывался классическим и был привилегией высших слоев общества - но у Алеши не было такой нужды. Он рос здоровым, веселым и интеллигентным ребенком, легко обходился без комиксов и телевидения и понятия не имел о том, что большинство его обездоленных сверстников, понятия не имеют о нимфе Каллисто, даже если и живут в двух шагах от голубых волн Эгейского моря.
Они выезжали с Родоса нечасто, ненадолго и необременительно, но вся европейская культура была сосредоточена на узкой полоске средиземноморья, и здесь не осталось ни одного музея, ни одного сколько-нибудь значительного античного места, где бы не побывали Алеша и его мама. Алешина мама, не без оснований, полагала, что тыкать пальцами в кнопки компьютера Алеша обучится за полдня, а вот культуре его не обучит уже никто и никогда, если будет упущено время.
Алешу очень удивляло, как мама заботится о его здоровье, она постоянно спрашивала, - “Как ты себя чувствуешь?“ Но Алеша всегда чувствовал себя прекрасно - он не сидел в душных классных комнатах, его дух не получал пинков от придурковатых педагогов и придурковатых старшеклассников, он много плавал, бегал, никогда и ничего не ел из супермаркета, выпивал в день по два стакана Родосского вина, и никто не бил его по щекам за то, что он мастурбирует в туалете - как еще он мог себя чувствовать?
Однако, к четырнадцати Алешиным годам, ситуация начала небыстро, но самым прискорбным образом, изменяться.
Глава 4.
– Недостаток гемоглобина в крови, - сказал врач.
– Избыток порфиринов в моче, кале, подкожной жировой клетчатке. Железодефицитная анемия, - сказал врач, - Железосодержащие препараты, переливание крови, усиленное мясное питание, избегать ультрафиолетовых лучей, - сказал врач.
– Порфирия - это наследственное изменение генов, мутация, - сказала мама, - Когда-то, это должно было проявиться неизбежно.
– Ты можешь объяснить мне это простым языком?
– спросил Алеша, - Раз уж я должен с этим жить.
– Могу, - усмехнулась мама, - Кто-то из наших с тобой предков побаловался со своей сестричкой. Ключевое слово здесь - кровосмешение - в буквальном смысле этого слова. У нас общая кровь, теперь я буду вынуждена давать свою кровь тебе и смешивать ее с твоей, чтобы ты не умер.
– А кто дает кровь тебе?
– Ее давал мне мой родственник, пока я не научилась выживать сама.
– Кто этот родственник?
– Не имеет значения. Все порфирогены на свете - родственники.
– Я порфироген?
– Ты порфироген. И ты будешь кормить кого-нибудь другого, когда придет твое время.
– Когда все это началось?
– Очень давно и длилось долго.
– Кровосмешение?
– Кровосмешение.
– Алеша замолчал и опустил голову. Он был еще недостаточно взросл, чтобы задать вопрос, который вертелся у него на языке.
– Ты все узнаешь в свое время, - усмехнулась мама, - А пока тебе достаточно знать, что пуповина, которая соединяет нас, еще не оборвалась, ты только готовишься к рождению.
– Что будет, когда она оборвется?
– Ты либо научишься дышать воздухом жизни, либо будешь дышать воздухом смерти.
– Что это значит?
– Жизнь. Или сумасшествие. Состояние ниже животного. Ад.
– Я все равно тебя не понимаю.
– Порфирия, - сказала мама, - Это проклятие и благословение, такое же, как и состояние человека.
– Как это может быть проклятием я благословением?
– удивился Алеша.
– Из этого состояния можно подняться выше уровня человека и можно опуститься ниже уровня животного, - сказала мама, - Существо, которое рождается с мозгом человека, не может выжить без чьей-либо заботы и никогда не станет человеком, если до пяти лет будет лишено общества себе подобных. Из котенка в любых условиях вырастет кошка, а из щенка всегда вырастет собака, даже если их воспитывал человек или свинья. Но человек - это единственное существо на планете, которое не превращается гарантированно во взрослую особь того же вида. Человеческий мозг - это таинственная субстанция, в которой может быть отпечатана сущность чего угодно, например - волка или обезьяны. Что и происходит, если человеческого детеныша воспитывают животные. Но в этом случае неиспользованная часть мозга превращается в раковую опухоль, которая давит это несчастное существо и опускает его ниже уровня - волка или обезьяны. У него нет чистых инстинктов животного, и оно лишено человеческого интеллекта. Это - больное животное, не способное жить долго, таких примеров науке известно достаточно, а вне науки их было, и есть - намного больше.
– Но как это связано с порфирией?
– спросил Алеша.
– Так же, как состояние человеческого существа, воспитанного животными, связано с состоянием человека, - терпеливо ответила мама, - Человек использует не более 10% от мощности своего мозга. Остальное давит его. С этим связано все то, что человек называет своей жизненной борьбой - агрессия, страх, неудовлетворенность, болезни и смерть. Человек живет в черном аду своих 10%, не сознавая этого. А если начинает осознавать, то уходит в смерть или превращается в демона. Но иногда стечение обстоятельств размывает почву у него под ногами, и непосильный груз придавливает его еще ниже – в красный ад порфирии – и одновременно он пробивает головой собственный потолок своих десяти процентов. Теперь он – вне пространства человека, ноги его горят в огне, а голова – в ледяной стратосфере небес. – Как это возможно? – спросил Алеша, невольно подбирая ноги. Он не все понял, но был глубоко обожжен весьма натуралистическими метафорами матери.
– То, что формирует человеческий мозг, - сказала мама, - Родом не с этой планеты. Эта таинственная сущность, именуемая генетическим кодом - ангел, воспитанный животными, существо, сформированное, чуждой ему биосферой Земли. Ему просто не требуется вся его мощь для того, чтобы быть человеком. А то, что называется человеком - развалится на куски, если эта мощь проснется внезапно. Поэтому, она прожигает его постепенно, и ей нет никакого дела до страданий тела, в котором она живет. А тело за миллионы лет эволюции привыкло к дискомфорту и ощущает его, как неизбежные тяготы жизни. Правда, некоторые, - мама усмехнулась, - Особо тонко сформированные натуры, лезут в петлю от этих тягот, но миллионы живут себе - и ничего. Кто знает, сколько миллионов лет еще понадобится ангелу, чтобы прорасти и расправить крылья. Но, в каком-то отдельном случае и в некие отдаленные времена стечение крови, смешение обстоятельств и чей-то промысел, выдернули ангела за крылья - и он начал ими размахивать, брызжа во все стороны кровью. На этот случай, эволюция или кто-то еще, запасли надежный предохранитель - порфирию, преследующую и уничтожающую всех, на кого капнуло. Но, поскольку, голь на выдумки хитра, - мама успокаивающе похлопала Алешу по плечу, - Она выучилась предохраняться от предохранителя, пользуясь при этом процентами с кровью заработанного капитала.
– Как?
– жадно спросил Алеша.
– Стоя на собственной голове и плюя оттуда в адский огонь, созданный создавшим предохранитель.
– Я тебя не понял, - растерянно сказал Алеша, запутавшийся в метафизических метафорах.
– И не надо меня понимать, - улыбнулась мама, -Всему свое время. А сейчас тебе достаточно знать, что я с тобой, и тебя не брошу. Выпей половину стакана вина, ничего не бойся и иди спать - все будет хорошо.
Глава 5.
На следующий день мама сказала, - Сегодня, Алеша, мы поедем в монастырь, и я познакомлю тебя с одним человеком.
– Он священник?
– Иеромонах.
Отец Аристарх оказался изящным мужчиной, лет пятидесяти, весьма элегантно выглядевшим в своем черном облачении, оттенявшем белизну рук и лица, слишком бледных, пожалуй, от многих часов, проведенных под толстыми сводами монастырской библиотеки. У него была короткая, черно-седая борода и ярко-зеленые глаза, его блестящие волосы были схвачены на затылке черным, шелковым шнурком.
– Сегодня, тебе предстоит узнать кое-что о себе самом, молодой человек, - сказал отец Аристарх, разливая в бокалы черное вино.
– А почему вы не называете меня “сын мой”?
– осмелился спросить Алеша, уже имевший опыт общения с духовными лицами. Отец Аристарх рассмеялся, сверкнув белоснежными зубами, - Потому, что не хочу навязывать тебе свое отцовство. Мы все здесь, -он обвел красивой рукой сводчатое помещение, сплошь уставленное книжными шкафами, - Братья и сестры.
– Вы имеете в виду, Эпикура, Сапфо и Аристотеля?
– замирая от собственной смелости, спросил Алеша, обладавший великолепным зрением. Отец Аристарх остро глянул на него сквозь бокал, темным рубином вспыхнувший в луче солнца, падавшем из узкого окна, - И их тоже. Тебя удивляет подбор книг в монастырской библиотеке? -Какое я имею право удивляться?
– ответил Алеша, опуская глаза. Отец Аристарх посмотрел на Алешину маму, - Ваш сын умен и куртуазен.
– У него хорошая кровь, - улыбнулась Алешина мама.
– Как ты думаешь, - спросил отец Аристарх, - Каков самый интимный способ, которым человек может общаться с окружающей средой?
– Дыхание, - не задумываясь, ответил Алеша.
– Тепло, - согласился отец Аристарх, - А еще?
– Принятие пищи, - подумав, ответил Алеша.
– Еще теплее, - кивнул отец Аристарх, - А еще?
– Секс?
– слегка смущенно попробовал угадать Алеша.
– И это правильно, - сказал отец Аристарх, - А что получится, если объединить все три способа?
– Алеша покраснел и бросил взгляд на маму. Отец Аристарх усмехнулся, - Это очень близко к тому, о чем ты подумал, но еще интимней. Что это?
– Алеша покачал головой, - Не знаю.
Отец Аристарх медленно отпил глоток вина и поставил бокал на стол.
– Знаешь. Ты просто забыл. И сейчас мы с тобой вместе доберемся до ответа. Этот ответ находится в очень отдаленных временах, но всегда присутствует в каждой капле нашей с тобой крови. В те времена человек не имел орудий, чтобы бороться с окружающей средой. Но тогда, так же, как и сейчас, у него не было клыков и когтей и не было пищеварительного аппарата, приспособленного для усвоения травы, корней или коры деревьев. Чем может питаться существо, которое не может догнать зайца и не может пробить шкуру носорога своим кремневым рубилом?
– Оно может питаться падалью, - ответил Алеша.
– Падалью и экскрементами других животных, - кивнул отец Аристарх, - Но для этого оно должно стать совершенно безвредным для этих, других, животных, как гриф. Оно не должно составлять конкуренции хищникам, его не должны бояться больные или умирающие животные. Оно и стало таким, оно нашло свою экологическую нишу и безбедно сидело в ней в течение множества лет, и многие из его потомков, - отец Аристарх усмехнулся, - Не избавились от привычки поедать кал и по сей день. Но какой-то катаклизм сдвинул земную ось, и большая часть планеты превратилась в суровую пустыню, большую часть года покрытую снегом, бесчисленные стада животных прекратили питать падалью трупоедов, и грифы улетели в Африку, а человек остался сидеть в своей клетке, со своей прежней неспособностью к охоте, теперь еще и запертый генетически закрепленным запретом на умерщвление животных. Где же был выход? Где?
– У него не было запрета на умерщвление себе подобных, - сказал Алеша. Отец Аристарх посмотрел на Алешину маму и медленно покивал головой.
– Голь на выдумки хитра, - улыбнувшись, сказала Алешина мама. Отец Аристарх вернул взгляд к Алеше, - И не было другого выхода. Начав с поедания трупов умерших сородичей, человек перешел к охоте на живых. Человек оказался единственной доступной дичью для человека, вооруженного дубиной и каменным топором. В условиях арктической пустыни человеческое тело оказалось единственным источником питания для существа, не умеющего питаться мхом. Вот так, - отец Аристарх печально поднял брови, - Человек научился сливаться душой и телом со своими братьями и сестрами самым интимным образом и с далеко идущими последствиями. Он стал единственным существом на планете, состоявшимся благодаря адельфофагии - систематическому питанию особями своего вида. Таким жестоким путем пошла эволюция или еще кто-то, чтобы создать разум, вырвав человека из цепи, идущей от Солнца и соединяющей все живое, от травы до обезьяны, но прерывающейся на человеке. Паук не претерпел никаких изменений от начала мира, кистеперая рыба существует рядом с селедкой, большинство видов животных за миллионы лет не проявили ни малейших признаков эволюции, и обезьяна не собирается стать разумной. Не человек, замкнутый на самом себе собственным пищевым циклом, оказался в условиях беспрецедентной, внеприродной, внутривидовой борьбы за кусок мяса из собственного тела и был вынужден развивать и оттачивать особое оружие для войны с себе подобными.
– Интеллект?
– спросил Алеша.
– Пока еще нет, - ответил отец Аристарх, - Но то, что послужило базой для интеллекта. Льву не требуется ничего такого, чтобы поймать антилопу, и бабуин не нуждается в изысках, чтобы ускакать от леопарда, но человеку, который охотится на человека, нужна особая оснастка, чтобы не попасть в желудок к своей дичи - любовь к ней.
– Вы шутите?
– неуверенно улыбнулся Алеша.
– К сожалению, нет. Только не забывай, что мы говорим не о Ромео и Джульетте, а о первобытном адельфофаге, который охотится на себе подобного. Его разум находится в зачаточном состояния, но его инстинкты развиты, как у животного. Как животное, он имеет два базовых инстинкта - пищевой и половой - из которых вырастают все остальные. Как животное, он испытывает страх, ярость, агрессивность, похоть - и множество других эмоций, возникающих на почве инстинктов. Как животное, он чувствует эмоции другого адельфофага и реагирует на них. Они в равных условиях. Заметь, что речь идет не о схватке двух первобытных мачо, речь идет о пище - вот о чем идет речь. Охотник не может допустить, чтобы дичь просто убежала. И не может допустить, чтобы дичь превратилась в охотника. Кто станет едоком, а кто - пищей? Это зависит от того, кто сможет скрыть свой агрессивный комплекс и продемонстрировать приязнь на понятном для обоих языке - языке эмоций. Оба адельфофага уже имеют комплекс добродушия, генетически закрепленный в те времена, когда они были пожирателями падали. Теперь пожрет тот, кто сумеет превратить средство маскировки в оружие. Тот, кто сумеет наложить на этот комплекс агрессивность хищника - и задушить противника в своих объятиях.
– Вы говорите о чем-то вроде гипноза?
– спросил Алеша.
– Я говорю о природе любви, - усмехнулся отец Аристарх, - Адельфофаг не может загипнотизировать адельфофага так, как змея гипнотизирует кролика - они оба принадлежат к одному виду и обладают одинаковым психическим аппаратом. Победит тот, кто сумеет использовать свой аппарат так, чтобы воздействовать на соответствующий аппарат противника. Тот, кто на почве полового и пищевого инстинктов сумеет вырастить из своего комплекса безвредности цветок любви, утаив в ном ядовитое жало. Тот, кто научится любить.
– Но что толку от такой победы?
– озадаченно спросил Алеша, - Они же все сожрут друг друга внутри своего пищевого цикла.
– Отец Аристарх посмотрел на Алешину маму и поиграл бровями. Алешина мама улыбнулась. Отец Аристарх повернулся к Алеше, - Вот ты и закончил этот цикл. Сам. Ты уже понял, что из второй эволюционной ловушки, в которую попал человек, должен был существовать выход, если мы дожили до сегодняшнего дня. Популяция, замкнутая на себе пищевым циклом, развивает любовь, как средство охоты и на основе любви развивает социальность - как средство сдерживания особо пылкой любви. Адельфофаги не могут существовать друг без друга, их непреодолимая любовь к ближнему легла в основу всех человеческих институтов - она создала этот мир.
– Нет повести печальное на свете...
– сокрушенно сказал Алеша, и все расхохотались.
– Шекспир мог бы написать поваренную книгу, - заметил отец Аристарх, отсмеявшись и утирая набежавшую слезу, - Повесть о человеке - это история адельфофага, которую он начал писать каменным топором на черепе своего ближнего, и пишет по сей день другими средствами - только теперь он уже не употребляет в пищу его мясо. Ну, почти не употребляет.
– Но причем здесь я? – осмелился слегка возмутиться Алеша, - Вы же обещали рассказать мне что-то обо мне самом. – Разве?
– отец Аристарх удивленно поднял брови, - Что я могу рассказать о тебе, чего ты не знаешь сам? Но, я вижу, ты умеешь получать по векселям, молодой человек. И постепенно я верну тебе то, что уже принадлежит тебе по праву. А пока, - он встал и, легко поклонившись Алешиной маме, повернулся к Алеше, - Допей, пожалуйста, это прекрасное вино и разреши мне откланяться, - он усмехнулся, - до следующего цикла.
Глава 6.
– Почему отец Аристарх называет людоедство интимным общением?
– спросил Алеша.
Они лежали в шезлонгах под тентом на палубе небольшой прогулочной яхты, которую мама арендовала иногда за скромную плату, - Калликандзаридис, капитан и владелец яхты, был их соседом.
– Потому, - ответила мама, - Что в этом случае плоть и кровь человека в буквальном смысле сливаются с плотью и кровью другого человека. Такого не происходит, когда человек употребляет мясо животных.
– Почему, не происходит? - Потому, что генетический код животного, не совпадает с генетическим кодом человека. Поэтому, организм человека разбирает плоть животного на составные части и строит из кубиков новую молекулу, такую, какая ему больше подходят. А остальное выбрасывает вон. Ты знаешь, почему некоторые народы не употребляют в пишу мясо свиньи?
– Почему?
– Потому, что генетический код свиньи наиболее близок генетическому коду человека. Поэтому плоть и кровь свиньи сливается с плотью и кровью человека очень интимно, слишком интимно. Кстати, это является причиной, по которой лекарства, предназначенные для человека, всегда испытывают на свиньях.
– Значит ли это, - спросил Алеша, - Что если я буду питаться мясом льва, то стану храбрым как лев?
– Не значит, - улыбнулась мама, - Потому, что генетический код льва очень далек от твоего. Поэтому твой организм разберет храбрость льва на части и преобразует ее во что-нибудь другое. Но цивилизованные японцы еще совсем недавно ели печень американских солдат, которые им казались храбрыми.
– И это помогало?
– Вероятно, - усмехнулась мама, - Судя по тому, как они сражались. Во всяком случае, в этом есть смысл. Во всяком случае то, что глупые крысы становятся умными, пожирая умных, обученных крыс, является научно доказанным фактом.
– А почему японцы ели именно печень?
– Потому, что печень является кроветворящим органом. Если бы они пили кровь храбрецов, то, возможно, достигли бы еще большего эффекта.
– Может, они ее и пили?
– Может я пили, - рассмеялась мама, - Кто знает? Может и сейчас пьют. Если можно пить вытяжку из тел нерожденных младенцев, то почему нельзя пить кровь взрослых мужчин?
– А почему кровь может дать больший эффект, чем печень?
– Потому, что помимо генов, кровь содержит еще много чего, о чем люди знали раньше, но уже основательно подзабыли. Правоверные иудеи сохранили об этом смутное воспоминание, они никогда не едят мясо животных, не выпустив предварительно всю кровь и не промыв мясо в воде.
– Зачем?
– Чтобы не смешивать свое человеческое жизненное начало с жизненным началом животного, которое содержится в его крови. Но другие люди, например, ацтекские маги, по этой же причине охотились за другими магами, чтобы вкусить от их плоти и крови и приобрести их магические силы.
– Это имеет что-то общее с христианским причастием?
– Имеет. Причастие - это не символ. Если христианин не верит, что таинство евхаристии в буквальном смысле преображает хлеб и вино в плоть и кровь Христа, то он не является христианином.
– Теперь я понимаю, куда делось тело Христа, - рассмеялся Алеша.
– Только никому не говори, - рассмеялась мама, - Прости им Господи, им не хватило одного тела на всех.
Калликандзаридис высунулся из рубки, - Чего вы тащитесь?
– Мы обсуждаем вопросы теологии, - ответила мама. – А-а-а, - Калликандзаридис поцеловал серебряный крест, болтавшийся на его волосатой груди, ничуть не удивившись такому объяснению, - Вина хотите? Холодное.
– А не холодное есть?
– спросила мама.
– Есть, - Калликандзаридис сверкнул белыми зубами, - для тех, кто знает в этом толк.
Калликандзаридис знал толк в вине и, как всякий грек, умел угостить друзей. Его вино было великолепным, в лучах солнца оно переливалось всеми оттенками красного цвета - от багряного до светло-алого, его вкус и запах нельзя было обозначить в немногих словах, это был букет, созданный многими веками культуры виноделия, восходящей к самому Дионису.