Поручик Ржевский или Любовь по гусарски
Шрифт:
– Пойми же наконец, Жозефина! Я собираю все анекдоты про Ржевского потому, что они позволяют заглянуть в самую душу России. Мне непременно нужно знать, что представляет из себя русский гусар, этот загадочный русский медведь. Ибо моя новая война с Россией неизбежна! Между прочим, анекдот, который ты только что слышала, мне рассказал маршал Ней.
– Который из бывших конюхов?
– презрительно скривила губы Жозефина.
– Это не имеет никакого значения! Все решает не происхождение, а талант. У меня почти все маршалы подобраны с улицы. Возьми
– На спине, - сказала Жозефина, поправив прическу.
Наполеон замер посреди спальни как вкопанный, полубезумным взглядом уставившись на нее.
– Что?!
– вскричал он.
– На спине? А ты видела? Откуда у тебя такие сведения? Может, ты с ним в бане мылась? Спинку ему терла? Если это так, то ты - чудовище!
Наполеон быстро вошел в раж. Швырнув на пол свою любимую треуголку, он долго топтал ее сапогами, задыхаясь от злобы, и вопил:
– Ты предала меня, Жужу! Ты изменила мне! И с кем? С этим прохвостом, с этим разбойником, который был неоднажды сечен плетьми и сослан на галеры! И которого я произвел в маршалы в одной лишь надежде, что своим ревностным служением интересам Франции он смоет постыдное клеймо со своей грязной жопы!
– Со спины, - невозмутимо молвила Жозефина, которая знала Наполеона лучше, чем иная мать знает свое дитя, и на которую его выходка не производила ни малейшего впечатления.
– Клеймо у него - на спине, Боня. Это известно всем, кроме тебя... И в бане я с ним не мылась. Как же тебе не стыдно бросать мне столь нелепые обвинения!
Она запустила в него чернильницей и намеренно промахнулась.
Наполеон сразу же умолк и сошел со своей шляпы. У него эти переходы - от припадков бешенства до холодного спокойствия - проходили легко и безболезненно.
– Ну, хорошо, извини...
Он подошел к Жозефине, которая по-прежнему лежала на столе, и в знак примирения поцеловал ее в висок. Она взъерошила ему волосы.
– Мой Наполеон... Ах, и зачем ты женился на этой легкомысленной австрийке?
– Во имя Франции, милая. К тому же Мария-Луиза не такая уж дура... я имею в виду - в постели. Она очень даже сообразительная.
– Перестань! Ты вечно хвалишься передо мной своими любовными победами, будто мне доставляет удовольствие слушать, что у маркизы Костен на попке родинка, мадемуазель Жорж любила, чтобы ей завязывали глаза и руки; что герцогиню Сюше ты ублажал, не отцепив от пояса саблю, а баронесса Витроль большая охотница попердеть. Фу! фу! фу! Впредь, клянусь, я буду затыкать себе уши. Лучше расскажи, как ты собираешься овладеть Россией.
Наполеон снял Жозефину со стола и перенес на постель. Потом, отцепив саблю, прилег рядом.
– Я покорю эту дикую страну, обещаю тебе, Жужу.
Он долго пыхтел и мучился, но накопившаяся за день нечеловеческая усталость давала о себе знать.
– Чем больше мыслей, тем меньше желаний, - угрюмо изрек император.
– От великого до смешного - один шаг.
– Бонапарт, но ты же Наполеон!
– Да, милая, я Наполеон, но, когда я думаю о своей будущей войне с Россией, мне трудно сосредоточиться на любви.
– Тогда представь, что перед тобой лежит Россия. Она это я. Возьми меня, мой узурпатор! Плени меня, покори, овладей!
– Да, ты права, - словно в бреду, забормотал Наполеон, покосившись на пришпиленную к стене карту мира.
– Если представить тебя Европой, то губы твои - Париж, одна грудь - Вена, другая - Дрезден, Варшава - пупок... и вот я уже на просторах России... я приближаюсь к Москве... о боги!.. Москва горит...
– Она пылает, мой милый деспот. Она зовет тебя. Где твоя Старая гвардия? Где твои пушки? Бейте, барабаны! Трубите, трубы! Москва у твоих ног!
И вдохновленный Наполеон Бонапарт одержал еще одну из своих блистательных побед.
Глава 14
Шерше ля фам
В час пополудни император Александр в сопровождении поручика Ржевского вышел из Зимнего дворца на прогулку.
– Простите, государь, - сказал Ржевский, - совсем забыл. Когда я покидал свой эскадрон перед отъездом в Питер, майор Гусев просил передать, что он всегда готов лечь за ваше величество.
– С Лизкой?!
– вспыхнул царь.
– Пардон, кажется, я не так выразился. Майор Гусев собирался лечь костьми на поле брани.
– Ах вот как. Что ж, это хорошо, - рассеянно пробормотал царь.
– Гусятину я предпочитаю без костей.
Они немного помолчали.
– Откровенно говоря, поручик, - проговорил царь, поигрывая лорнетом, - я до сих пор не могу понять, почему моя супруга, рожая, звала именно вас. Почему не Пресвятую Богородицу?
– Мое имя на устах у многих женщин. Ее величество могли наслушаться разговоров обо мне. И в бреду что-то привидилось. Я, конечно, сам никогда не рожал, но представляю, какие это острые ощущения.
– Ох, Лизка! Ведь не испанка же, не француженка в конце концов. И откуда в ней столько прыти?
– Император нервно оправил мундир.
– Довольно об этом. Мои подозрения на ваш счет окончательно развеяны, и я больше не держу на вас зла. Но запомните, поручик, пока я жив, вам не бывать ротмистром.
– Но почему, государь?
– Потому что я не могу допустить продвижения по службе офицера, который своим примером может разложить мне всю армию. Гусар должен прежде всего думать не о женщинах, а об лошадях.
– Одно другому не помеха. К тому же у них так много общего.
– В самом деле?
– приставив к глазам лорнет, император с интересом взглянул на поручика.
– Поясните вашу мысль.
– Длинные волосы, лебединая шея, стройные ноги, округлый живот, широкий зад...
– Как я понимаю, вы описываете свой идеал лошади?
– Нет, государь, женщины. Но особой разницы я не вижу.
Александр покачал головой.
– И все-таки вы ошибаетесь, поручик. Женщина - это, скорее, кошка.