Поручик Ржевский или Любовь по гусарски
Шрифт:
– Я говорю о смысле фразы.
– Удивляться тут нечему. По мне у вас все бабы сохнут. Тут вам и Шлёпенмухер, и Шлёпенжукер, и Шлёпенклопен. И так далее, всех не упомнишь.
– Так-с, с графиней разобрались...
– Исправник почесал в затылке.
– А позвольте узнать, были ли вы знакомы с некоей Тамарой Мироновной Леденец?
– Кто такая? Опишите.
– Молодая девица...
– Эх, неужели все-таки утопилась!
– воскликнул поручик.
– Вы проявляете поразительную
– Куда мне до вас! Вы вот что, Никанорыч, хватит играть со мной в прятки. Я человек военный и лишних разговоров не терплю. Выкладывайте, что вам еще от меня надо и - катитесь к чертовой матери.
– Хорошо, я постараюсь покороче. У помещиков Леденец пропала дочь. Полагают, что утопилась. На берегу возле пруда, где она обычно гуляла, записочку нашли. Очень, надо заметить, любопытного содержания.
Глава 18
Тайна поэтессы Тамары
Исправник вытащил из кармана листок бумаги и, щуря глаза, прочел:
"Без Ржевского мне жизни нет.
Угасла я во цвете лет.
Прощайте все!
Меня найдете вы в пруде"
– Весьма хреновые стишки, - буркнул поручик.
– Я не разбираюсь в поэзии.
– А плавать вы умеете?
– Да, с детства за раками нырял. А почему вы спросили?
– Вы сегодня, часом, не ныряли?
– За раками-то?
– растерялся исправник.
– За сраками!
– не выдержал Ржевский.
– Вы Тамару, эту рифмоплетку, черт бы ее побрал, выловили или нет?
– Нет.
– Кто же вам сказал, что она утопилась?
– А вот, - исправник потряс листком.
– Филькина грамота! А-а-пчхи!
– Поручик зажал пальцами нос.
– Держите эту бумажку от меня подальше. Я не переношу этих духов.
– Вы чего-то не договариваете, господин поручик...
Ржевский спрыгнул с кровати и принялся мерить шагами комнату.
– Не тяните кота за хвост!
– Он поддал ногой табуретку, и она с грохотом пронеслась по комнате.
– У меня терпение на исходе. Что вы желаете знать?
– Осмелюсь спросить, вы ее отымели-с?
– Ха! Если бы! Да я ее в глаза не видел. Она прислала мне через какого-то сопливого пацана записку. С дурацкими стихами и невозможным запахом. Обещала утопиться, если я не приду на рандеву. Но это же шантаж, Никанорыч. Вы представьте, насколько уменьшилось бы поголовье русских баб, если б каждая вздумала из-за меня топиться!
– Вот оно что, - проговорил исправник, подымаясь со стула.
– Стало быть, шантаж.
Дверь отворилась. На пороге возникла Авдотья Ильинична. Она была по-прежнему голая и целомудренно прикрывалась подносом. На подносе дымилась чашка чая, стояло блюдо с пирожками и лежал большой огурец. Не обращая внимания на постороннего гостя, старушка глядела на Ржевского и улыбалась.
– Чаю, батюшка, вам принесла. Как просили, с соленым огурчиком.
– Мм... благодарю покорно, - ответил поручик, избегая на нее смотреть.
– Поставьте на стол и ступайте.
– Если еще чего, вы, уж, скажите, не стесняйтесь, - суетливо забормотала она.
– Все для вас сделаю. Всё!
Оставив поднос на столе, Авдотья Ильинична с заметной неохотою вышла из комнаты.
Подойдя к двери, Ржевский крепко закрыл ее и прислонился к ней спиной.
– Видали, Никанорыч?
Исправник развел руками:
– Ну и ну... Что ж она все голышом-то ходит?
– Спросите у нее, черт побери. Наверное, на печи лежала и перегрелась. Или угорела. А представьте, что она ко мне, как Тамара, привяжется с угрозой, чтоб я с ней переспал, а не то она живьем в печь залезет. Что прикажете делать?
– Мда-а...
– протянул исправник.
– От такой бабки и сам, пожалуй, в печь запрыгнешь.
– То-то и оно.
– А что бы вы ей ответили?
– Я бы ей сказал: "Я, Авдотья Ильинишна, печеную картошку очень уважаю, но вас, пардон, даже в жаренном виде к себе на пушечный выстрел не допущу!"
– Сгорит ведь старуха.
– Да все равно ей в аду гореть!
Глава 19
Конфуз
С той стороны кто-то сильно дернул дверь. Но Ржевский по-прежнему стоял, прислонившись к ней спиной, и не дал открыть.
На дверь продолжали напирать.
У исправника вытянулось лицо.
– Чумовая старуха! Не пускайте ее, господин поручик. Зашантажирует!
Он подбежал к двери и подпер ее плечом. Толчки становились все настойчивей, перемежаясь с ударами кулаков.
– Может, она ведьма?
– сказал исправник.
– А мне плевать!
– вдруг возопил Ржевский.
– Ну, вздорная старуха, погоди у меня!
– Что вы собираетесь делать?
– Сейчас я ей покажу, она свое получит. Подержите дверь, Никанорыч, а я пока...
Поручик стал расстегивать штаны.
– Господин поручик, - взмолился исправник.
– Не надо. Старуха ведь. Возраст уже не тот.
– Ничего-с, возраст не помеха. Любви все возрасты покорны. Вы - свидетель, что я не добровольно, а по принуждению.
– Одумайтесь, господин поручик. Она ведь чокнутая.
– Может, я тоже чокнусь, если передумаю. Нет, я разрублю этот гордиев узел.
– Штаны поручика полетели на пол.
– Одна из-за меня уже утопилась, другая того гляди в печь полезет. Я не могу позволить. Делов-то на две минуты, а человек может жизни лишиться. Отойдите от двери.