Посиделки в межпланетной таверне "Форма сущности"

Зеличёнок Альберт Бенцианович

– Сын мой! Твой отец - слюнтяй и бабник (надеюсь, что не в первом, но во втором я похож на него), поэтому мне придется пого ворить с тобой как мужчина с мужчиной. Сынок, ты знаешь, что каж дый дракон, достигший совершеннолетия, должен проделать благо родный поход, иначе паломничество, по местам боевой и трудовой славы предков, а также по прочим пунктам, куда крылья занесут. Од нако ты, я думаю, не имеешь представления, почему мы так поступа ем. Слава Богу, мы не паладины какие-нибудь, от этой заразы у дра коньей расы иммунитет. Сын, я тебе открою великую тайну, которую неисчислимые века отцы (а порой, как у нас, матери - обычно по аналогичным причинам) открывают сыновьям в их сотый день рождения. Левый (так уменьшительно-ласкательно называют меня домашние; кроме того, они именуют вашего покорного слугу Полусредним, Средним, По лом, Левой и Лёвушкой, Серым, Сереньким, Сережей и еще почему-то Аликом), ты помнишь урнообразный сосуд, который мы используем как плевательницу и миску для костей? О нем и пойдет речь. Некогда, во времена, когда мир был еще настолько юн, что драконов ни на одной планете не путали с бесполезно вымершими динозаврами, по заброшен ной лесной дороге брел одинокий безгрешный старец неопределенной биологической принадлежности. Давно не стриженные волосы на его боках цеплялись за колючие кусты, мускулистые руки в веснушках до первого локтя

опирались на клюку из ствола бегебычьего дерева. Палка заменяла ему отсутствующую третью ногу и помогала сохранять равновесие, особенно в период цветения Желтой Блудожорки, к соку которой святой пилигрим был неравнодушен. Его седощавый хвост ос тавлял в пыли узкий извилистый след, напоминавший изречения из Бо говдохновенной Книги Треп, которая, как известно, никогда не су ществовала. Глаза старца смотрели спокойно и мудро, и это был по истине дар небес существу, которое последние три с половиной сотни лет - то есть с момента рождения - находилось в состоянии тяжкого алкогольного опьянения. Странник совершал свое паломничество, ве домый инстинктивным религиозным чувством и запущенным геморроем. Он находился в благочестивых поисках страны Ых, где реки текут фруктовым йогуртом, люди ходят в белых одеждах, а леди - без оных, жители проводят утро по плану, день - на колесах и расширяют души к вечеру, где крепленые напитки продают на каждом углу, весь све товой день и особенно несовершеннолетним, а ночью раздают их да ром, ибо если человек - или иной нетрезвомыслящий объект - приполз в такое время, значит, ему надо. И - никакого похмельного синдро ма, ломки, перековки, вшитых ампул, мытья посуды и выноса мусорных вёдер! Двигаясь в направлении сих чудесных земель, старец был без мятежен и тих всегда, за исключением утренних часов - по понятным причинам. Увы, именно утром ему повстречался молодой да ранний дракон Самсобой, как назло, взыскующий мудрости. Увидев пенсионера с палочкой, Самсобой сразу же определил его как: а) пилигрима,

б) анахорета, в) давно не мытого грязнулю - и, неправильно выведя

из этих посылок приверженность к философским размышлениям, принял-

ся задавать свои пресловутые вопросы. Многое интересовало не в ме-

ру любознательного юношу. Что есть жизнь и что есть смерть? Что

есть Бог? В чем смысл жизни? Что такое бытие и что такое сознание?

Быть или не быть? И как, вообще, быть-то? Как заводить себе друзей и оказывать влияние на людей, включая нелюдей? Куда идет этот мир? Что делать? Кто виноват? Как нам реорганизовать Рабкрин? Куда де лась позолоченная погремушка, которую Самсобойчик в двенадцатилет нем возрасте оставил на пеньке и позже не нашел? Правда ли, что принцесса Нутелла в свои пятнадцать еще девственница? Прервав по ток вопросов, старец завопил, воздел посох к небу и проклял Самсо боя и весь его (то есть наш) род самым страшным и нецензурным об разом. Он повелел, чтобы отныне в каждой драконьей семье оказывал ся - произвольным образом - совершенно не нужный и даже вредонос ный для нее амулет. Любой дракон, достигший совершеннолетия, по чувствует душевный зуд, требующий избавить родных от отягчающего их раритета, и отправится в далекий путь. Его ждут искушения, опасности и пустые хлопоты, но лишь самый стойкий и сильный дос тигнет цели. Однако по возвращении домой...

Мама замолчала.

– Ну а дальше?
– вскричал я, заинтригованный.
– Что их до ма-то ждет?

– Дальше старичок ничего не успел сказать. Огорченный и шоки рованный Самсобой испепелил его. И радостно вздохнули тридцать семь небес и тринадцать глубин, ибо они опасались, что старец, отыскав страну Ых и поймав кайф, достигнет такой духовной силы, что станет вмешиваться в судьбы небо- и адожителей и управлять ими, а он уже и без того сидел у них в печенках со своими вечными жалобами на здоровье и плохое качество обслуживания в магазинах и аптеках. Таким образом, пилигрим сгинул под всеобщие аплодисменты, но заклятие-то осталось. Вот потому ты, сынок, и чувствуешь ныне необъяснимое возбуждение и неодолимое желание вступить на тропу войны и подвигов.

– С чего ты взяла?
– изумился я.
– Ничего подобного я не ощу щаю. Как раз наоборот, я бы сейчас съел чего-нибудь вкусненькое, поиграл в аэрогольф с дядей Спраем или с папой, а потом бы соснул часок с основным составом моей коллекции.

Тут я кое-что вспомнил, связал вместе некоторые нити ее расс каза (который я вам передаю в достаточно усовершенствованном ви де), и меня осенили:

– Постой, мама, что же это, наша урна для костей...

– Да, Лева, это Чаша Святого Грааля. Лет триста назад твой папа подобрал ее в лесу, приняв за чашечку для бритья, и с тех пор она висит над нами, как дамоклов мяч - беда с этими мифологически ми сравнениями, никогда не знаешь точно, что они означают. Это все равно как сизифов труп - зловеще, но красиво. Или бездонная ваги на, которую должны постоянно наполнять Данаиды - но эту историю тебе еще рано слушать. Что только мы ни делали с колдовским сосу дом: и в речке топили, и в покер соседям проигрывали, и в Россию под видом гуманитарной помощи направляли - ничто его не берет. Проходит несколько дней - и он снова на прежнем месте, и такая от него по всему дому благодать - не продыхнуть. Нетопыри - и те сбе жали. А сколько раз из-за него проезжие паладины наш дворец громи ли - и не сосчитать. Ворвется, бывало, всех зомбей до дрожи запу гает, посуду перебьет, старенького дедушку мечом ткнет - и к Чаше. Потянется к ней ручонками шаловливыми, глаза горят, зубы щелкают - аж пломбы по полу горохом... Тут, естественно, молния, гром, куст какой-нибудь неопалимый и голос из облаков: я тебе, дескать, за дам! А он уж, болезный, на коленях, последние волосья с плеши рвет и голосит: ах, я недостойный рыцарь, искусам поддавался, соблазнов не избегал, сказать, что замечен в порочащих связях, - значит, ни чего не сказать. Я в монастырь отправлюсь, я в пустыню уйду. Пот репыхается так в конвульсиях с полчасика, успокоится, отойдет, от дохнет - и за дверь, снова на турнирах биться, живность экзотичес кую истреблять и повышать сексуальное образование сельского насе ления. А Чаша здесь остается, с нами. Правда, последние полтораста лет, когда мы ее под мусор догадались использовать, вроде полегче стало. По крайней мере, прекратили по ночам ангелы являться и эти ми... как их... кимвалами бряцать. Но окончательно избавить нашу семью от сего... предмета можешь только ты, Полусредний!

Вот так я был поверстан в герои. Не могу сказать, что эта перспектива меня прельщала, но мама намекнула на возможность поте ри престижа, жилплощади и материального вспомоществования...

– Слушай, а если я просто выйду на большую дорогу, покараулю одинокого рыцаря, сражусь с ним и, пользуясь фактором внезапности, всучу ему этот кубок? И дело с концом!

– Нет, Левый, так нельзя. Все-таки мы, драконы, - хранители традиций. Если уж мы уклонимся от исполнения своих обязанностей, то наш мир, и так не слишком мудро устроенный, превратится

в сущий бедлам - право, не знаю, что это означает. Ты действительно можешь начать с торного пути, но затем должен свернуть на нехоженные тро пы и продвигаться трассой тягот и лишений. Тебя ждут непроходимые чащи и бездонные моря, кровожадные монстры и потерявшие всякий че ловеческий облик рыцари. Покажи себя во всем блеске, Левый Полус редний! Тебе также встретятся разнообразные искушения в виде вина, еды, золота, человечьих и драконьих самок - не избегай их. Помни: славу драконьему племени как раз и принесло сочетание мощи с мел кими, простительными слабостями. Если где-нибудь предоставится возможность сжечь городок-другой или хорошенько пограбить - вос пользуйся ею. Надо же и о чести рода подумать! Но помни: главная твоя цель лежит далеко на западе. Там огромные площади заняты по лями зерновых, находящимися в коллективной собственности и потому отравленных гербицидами, задушенных сорняками и выжженных солнцем. В самом сердце этой полумертвой зоны стеной поднялись над землей сверкающие непереносимым для глаз блеском Кисломолочные горы. Нем ногочисленные проходы и тайные тропы в горах охраняет эльфийская гвардия. Это не те безобидные эльфы с крылышками, к которым ты привык и которые порхают неглиже на солнечных полянках и по ошибке вступают в противоестественные половые сношения с зазевавшимися бабочками. Нет, это нелетучие эльфы-переростки под два метра, жес токие, кровожадные, безжалостные. Их девицы страдают половой гипе рактивностью и бросаются на все, что движется, а их мужчины готовы зарезать кого угодно из высших идейных соображений. Берегись их, сынок, и постарайся не попадаться в их длинные, цепкие пальцы. В центре горного кольца возносит к небу заостренные башни белый за мок Абар-Кадабр, названный так в честь братьев, построивших и его, и парную к нему цитадель Кадабр-Абар, расположенную вне Кисломо лочной системы и ныне сданную в аренду под ресторан "Макдональдс". В белом замке проживает великий чародей Васильич. В прежние време на он был воином. дуэлянтом, жуиром и вообще роковым мужчиной, но с возрастом остепенился, увлекся позитивной магией и стал положи тельным до полного отвращения. Только он в силах освободить тебя от Чаши, но как добиться его согласия - Бог весть. Скорее всего, это невозможно, но ты ведь добровольно принял на себя эту ношу.

– Я?!!

– Ты, ты. Я тебя, во всяком случае, не уговаривала.

Мама всегда передергивала во время игры в карты.

Период сборов я опущу. Когда мы уже прощались, папа прижал меня тремя лапами к головогруди и сказал секретным голосом (при мерно вдвое тише обыкновенного):

– Последнее напутствие, сынок. Мы, драконы, слывем существами мудрыми, поэтому, если ляпнешь какую-нибудь глупость, делай зага дочный вид. Пусть ищут в твоих словах второе дно, а ты им не мешай и избегай разъяснений. Надо все же реноме хранить. Не позорь наш род, Левый, но и не прославляй сверх необходимого. От этого суета одна и беспокойство. Помни: сон - вторая пища, но настоящая еда лучше. Пиши с дороги. Ну, счастливо.

На этом прощание можно было считать законченным, и я, взмах нув крыльями, направился прочь от восходящего солнца.

И подумать только, что уже на следующий день меня ждало пер вое приключение. Я, не останавливаясь, пролетел над деревнями Три Помойки (известной своим собором двенадцатого века, сгоревшим в тринадцатом), Четыре Помойки, Пять Помоек, Одна Большая Помойка. Кстати, согласно господствующей версии, вышеуказанные населенные пункты наименованы в честь легендарного князя Помоя, который неод нократно останавливался здесь на привал и знакомился с местными девушками; с тремя, четырьмя, пятью - соответственно длительности привалов - и с одной, но очень крупной (вариант: с одной, но по большому счету). В пользу этой версии говорит тот факт, что на здешних полях, лужайках и сеновалах до сих пор находят в больших количествах оставленные некогда воинами Помоя монеты, спички, пор нографические открытки, презервативы, предметы женского белья и похабные надписи, а брошенные ими пустые бутылки являются основной статьей дохода аборигенов. Альтернативная гипотеза, связывающая названия деревенек с пунктами складирования общественных отходов, отвергается местными историками как абсолютно неправдоподобная. Далее протекает речушка Малая Простата, на берегу которой я встре тил и утилизировал первую девушку. Облокотившись на восходящие воздушные потоки, я как раз погрузился в аппетитные воспоминания, когда появилась Она. Я сначала даже принял ее за видения, столь она была прекрасна: шелестящие крылья, подобные широкому кружевно му плащу и в размахе достигающие десяти метров, восхитительная причудливо изогнутая морда с тремя рядами острых лимонно-желтых клыков, за которыми скрывался дразняще тоненький раздвоенный язы чок, вытянутое в полете безупречных линий и пропорций тело, шесть стройных лап, пальцы которых украшали кольца с изумрудами каратов по пятнадцать, и длинный, плавно покачивавшийся на ветру хвост. Вся ее шкура блестела и переливалась на солнце, как будто была покрыта драгоценными камнями. Собственно, ее панцирь и в самом де ле в соответствии с разорительной модой того времени усеивали дра гоценности, но так, как я выразился выше, звучит поэтичнее. Именно о подобной драконессе мечтал я в эротических снах ранней юности, когда наш дворцовый доктор понапрасну пытался избавить Левого По лусреднего от отсутствующего у него эдипова комплекса. Увидав ме ня, крылатая дива на лету извернулась и, изменив курс, направилась в сторону леса, темневшего на юго-западе.

– О, несравненная!- воскликнул я, нагоняя беглянку.
– Куда же вы стремитесь, покинув несчастного, который был мгновенно сражен вашим убийственным обаянием и укушен в сердце каждым из ядовитых зубов вашей дивной челюсти?

– Чего надо?
– ответствовала она, одарив, наконец, взглядом выпуклых глаз с узкими желтыми зрачками; ее низкий хриплый голос гармонировал со всем ее обликом и будил поэтические струны, дре мавшие в глубинах моей души.
– Ишь, какой галантный! Небось, из города?

– Нет, почему же? Наш дворец располагается, э-э, на пленэре. Прекрасный вид на поля, рощи, э-э, кладбище. Разрешите пригласить вас как-нибудь навестить наше семейство после моего возвращения из небольшого путешествия. У нас очень, э-э, мило, когда папа, э-э, не перепьется. А теперь позвольте проводить вас до дому, чтобы знать, куда послать приглашение?

– Как же! Ишь, чего выдумал! Знаю я таких: сначала провожать ся, потом поцеловаться, а после гинекологу стыдно показаться.

Каждым своим словом она очаровывала меня. В ней ощущались си ла, мощь, красота и дикость первозданной природы.

– Учти: я девушка непорочная, но опытная. Нам в колледже курс полового воспитания читают, так что я теперь вся - сплошная самоо борона без оружия. Ежели тебя хвостом двину - лишняя голова поя вится. Хотя от провожания яйца не несут, проводи уж. А то времена такие - и в лес невинной девице войти опасно.

И мы полетели бок о бок. Порой наши крылья соприкасались, и тогда мое сердце сладко замирало. В самой непроходимой чаще обна ружился каменистый холм, на склон которого распахнулся зев пещеры. Я посторонился, пропуская даму вперед.