под ветром сквозь ночные стёклапод ним душа моя продроглакак весело и как давносирени веточка засохлав стакане вымерло винонеслышно бегают минутыв ночные тапочки обутыодин мышонок в шесть минути дремлет человек как будтослепые ангелы поюта главный видит через щёлкукак он плутует втихомолкубутылку тащит с ледникаи жизни медную иголкувытаскивает из вискаах счастье веточка сиренизастывшая в прощальном кренекогда разъехались друзьячужим садится на колениночная музыка мояа мы чужих детей качалина пьяных праздниках молчалине умирали никогдазачем же майскими ночамипечальны наши города
«Откочевали
братья мои на запад…»
Откочевали братья мои на запад.Снимались утром, смеялись громко,Когда выводили коней, когда гнедых седлали,Ладили к сёдлам мешки солёного мяса,Тугие бурдюки, тяжёлые луки,Длинные стрелы в узорных медных колчанах.Унеслись на запад смелые люди мои.Унеслись сыновья узкоглазые, молодыеК просторам славянским, землям венгерским,Оставили степи сухие, к озёрам голубоокимУнеслись, к женщинам с бледною белою кожей,Русскому золоту, шведскому серебру.Нет, не умрём мы до срока в рыжих степях.Оставили нам и овец, и коней черногривых,Оставили нам ножей тяжёлых стали дамасской,И звёзд молочных, и женщин юных.Но не могу я спокойно спать под пустынным небом —С кем разделю я радость кровавого боя,С кем разделить мне сладость вечернего мяса…
1976
ИЗ ДИЛАНА ТОМАСА
Зажгутся фонари, и милое лицоВ восьмиугольнике предательского светаУвянет, и любой любовник дваждыПодумает, зачем ему всё это.Для нежной темноты давнишние чертыИ тёплая щека – а день введёт в обман,Осыплет краску с губ, заставит различитьВ покровах мумии две ссохшиеся груди.Мне сердца слушаться велели, а оноНичуть не лучше разума; напрасноСоразмерял я жизнь с его биеньем,Противореча собственному пульсу,По косточкам раскладывая страсть.Лети вне времени, спокойный господин,Продрогший на египетском ветру.Мне столько лет велят повиноваться,Пора бы хоть немного измениться.Но детский мяч, подброшенный в саду,Ещё не скоро упадёт на землю.
1976
«Лета к суровой прозе клонят…»
Лета к суровой прозе клонятлета шалунью рифму гонятеё прозрачные глазаомыла синяя слезаона уже другому снитсядиктует первую страницуирадуясь его письмуерошит волосы емучужие души ветер носитто в небеса то в яму броситони до самой тишиныминувшей осени верныа мне остался безымянныйвокзал и воздух голубойгде бредит мальчик самозванныйпомятой медною трубойКогда в беспечном море тонетжитейской юности челнокполночный ветер валит с ногк суровой прозе годы клонят —душа качается и стонети время погибать всерьёзшалунью рифму годы гонятиз теплой кухни на мороза мальчик с гулкою трубоютак ничего и не сказалкогда вступал вдвоём с тобоюна переполненный вокзалв глаза мне сыплется извёсткасухая музыка быстраи ни верёвки нетни воскани ястребиного пера
1976
«Прошло, померкло, отгорело…»
Прошло, померкло, отгорело,нет ни позора, ни вины.Все, подлежавшие расстрелу,убиты и погребены.И только ветер, сдвинув брови,стучит в квартиры до утра,где спят лакейских предисловийиспытанные мастера.А мне-то, грешному, всё ямамерещится в гнилой тайге,где тлеют кости Мандельштамас фанерной биркой на ноге.
1974
«Хорошо в лесу влюблённом…»
Хорошо в лесу влюблённом,где листва ещё легка,и пологим небосклономпроплывают облака —верно, с тем и улетали,чтоб избавить от печали,чтобы в травах по путимать-и-мачехе цвести…Лес шумит, но было б тихо,если б не был майский склонвозле станции Барвихачёрной стаей населён.Всё ты высчитал и взвесил,но одна загвоздка – в том,что по-прежнему невеселхрип вороний под дождём.В светлых соснах мгла густаяв воздух пасмурный взвилась,и кричит, перелетая,тенью на землю ложась…Как там сказано в балладе?Nevermore – и боль в виске.Не кричите, бога ради, наанглийском языке…
1975
«Всей громадой серой, стальною…»
Sous le pont Mirabeau coule la Seine…
Всей громадой серой, стальноюсодрогается над Невоюдолгий, долгий пролёт моста.Воды
мутные, речи простые,на перилах коньки морские,всё расставлено на места,всё измерено, всё как надо,твоя совесть как снег чиста,и в глазах сухая прохлада.Это спутник твой – посторонний,спутник твой тебя проворонил,в плечи – голову, в землю – взгляд.Осторожный, умный, умелый,пусть получит он полной мерой,сам виновен, сам виноват.А над городом небо серое,речка, строчка Аполлинера,вырвусь, выживу, не умру.Я оставлю тебя в покое,я исчезну – только с тоскоюсовладать не смогу к утру,заколотится сердце снова,и опять не сможет меняуспокоить дождя ночногостариковская болтовня…
11 апреля 1975
ОХОТНИКИ НА СНЕГУ
Уладится, будем и мы перед счастьем в долгу.Устроится, выкипит – видишь, нельзя по-другому.Что толку стоять над тенями, стоять на снегу,И медлить спускаться с пригорка к желанному дому.Послушай, настала пора возвращаться домой,К натопленной кухне, сухому вину и ночлегу.Входи без оглядки, и дверь поплотнее прикрой —Довольно бродить по бездомному белому снегу.Уже не ослепнуть, и можно спокойно смотретьНа пламя в камине, следить, как последние углиМерцают, синеют, и силятся снова гореть,И гаснут, как память, – и вот почернели, потухли.Темнеет фламандское небо. В ночной тишинеСкрипят половицы – опять ты проснулась и встала,Подходишь на ощупь – малыш разметался во сне,И надо нагнуться, поправить ему одеяло.А там, за окошком, гуляет метельная тьма,Немые созвездья под утро прощаются с нами,Уходят охотники, длится больная зима,И негде согреться – и только болотное пламя…
1975
«Такие бесы в небе крутятся…»
Ю. Кублановскому
Такие бесы в небе крутятся —Господь спаси и сохрани!До наступления распутицыОстались считаные дни.Какое отыскать занятие,Чтоб дотянулось до весны?Мне лица монастырской братииДавно постылы и скучны.И не спастись мне перепискою,Не тронуть лёгкого пера,Когда такое небо низкое,И воют волки до утраВ продрогших рощах… Матерь чистая,Пошли своё знаменье мне,Дай мне услышать твой неистовый,Твой нежный голос в тишине!Ни серафима огнекрылого,Ни богомольца, ни купца.Сто вёрст от тихого КирилловаДо славного Череповца.А осень, осень кровью пламеннойБежит по речке голубой —В гробу дубовом, в келье каменнойДыши спокойно… Бог с тобой.
1976
БАЛЛАДА ПРОЩАНИЯ
Опять под лампою допозднажелтеет бесплодный круг.Одной печалью уязвлена,давно моя жизнь от рукотбилась… а память стоит за мной,и щёки её горят,когда ревёт самолёт ночнойдва года тому назад.Одна разлука – а сколько слёз.Над городом ледянымвставало солнце, в ветвях берёзсгущался зелёный дым,рождались дети, скворец, как встарь,будил меня поутру,а всё казалось – стоит февраль,и мы – вдвоём на ветру.Шептала вьюга: «Утихомирьпустые надежды, друг».Блистала тьма, раздавалась вширь,звенела, пела вокруг,и понял я, что мои следы,и сумрачный дар, и честьушли в метель… У любой звездызаветная флейта есть,но если время двинется вспять —я в двери твои стучу —воскреснув, заново умиратьмне будет не по плечу.Я брошусь за борт, когда ладьяотчалит, веслом скрипя,но это буду уже не я,и мне не узнать тебя.Все двадцать писем твоих в пыли,на плёнке голос плывёт.Вдвоём на разных концах землимы смотрим на ледоход.Вольноотпущенница, давайпомиримся без стыда —весной любая живая тварьищет себе гнезда.Крошатся льдины, в тумане порт,над городом облака,но профиль кесаря так же твёрд,а монетка так же легка.Отдай ему всё, что попросит он, —оставит он, не возьмётвасилеостровский Ориони баржи, вмёрзшие в лёд.Прощай! Раскаявшийся – стократблажен, потому хитёр.Ему – смеяться у райских врат,и не для него костёр.А ночь свистит над моим виском,не встретиться нам нигде,лежит колечко на дне морском,в солёной морской воде.Когда-нибудь я ещё вернуи радость, и прах в горсти.Возьми на память ещё однудесятую часть пути.И то, что было давным-давно,и то, что поёт звезда, —возьми на счастье ещё однопрощание навсегда.
