Посланник
Шрифт:
– Спасибо, Пашенька, спасибо. А то молчат все, я волнуюсь - что там случилось? Не только я - завод весь переживает. Должок за мной, не вопрос.
Головянко уехал на завод, успокоился, но не совсем. Понятно, почему учет начал-ся, считают остатки. Но, если сведут их, состыкуют с отделом сбыта - все, хана. Эх, раньше бы знать - повременили бы с отправкой самолета в Индию. Материалов на два отпущено, документы в порядке, один истребитель готов. А второй, как отчитываться по второму?
Головянко вызвал к себе начальника
– А что вас беспокоит, Эммануил Федорович? Сделаем, как всегда, только в этот раз внепланово. Отправим несколько машин, взорвем - вот и спишутся материалы. Пусть Луговой все готовит и действует. Самолет не собирали, это любой подтвердит, а материа-лы... ну, что поделаешь - взорваться все может. Все чисто-гладко.
– Чисто - гладко, - Головянко вздохнул.
– Дурак ты, Дворкович, в этот раз не про-катит. Лугового нет, готовить некому. Расследование не он проводить станет, поэтому выявят все. Что-то другое надо придумать.
– А куда Луговой девался, - удивился Дворкович.
– Убили его, Борислав Вадимович, убили. Только об этом никому, ни-ни. Фэйсы убийц ищут, всех раком поставят. Про убийство не говорят, якобы его самого ищут. Тоже мне, комбинаторы хреновы. Как, куда материалы спишем?
Дворкович только охнул и плюхнулся на стул. Осунулся как-то сразу и посерел.
– А кто, как убили?
– Почему-то враз севшим голосом спросил он.
– Не важно кто и как, с нами это не связано. Думай лучше.
– Думай... не связано... Что-то я в эти совпадения не верю - убийство и учет сра-зу же. Эти еще два московских гуся считают все дотошно.
– Каких гуся, о чем ты?
– Удивился Головянко.
– Обыкновенных, из Москвы. Генеральный отправил учет провести.
– Ты ничего не путаешь, Дворкович, почему Анна ничего не доложила?
– Я думал вы в курсе. А Анна - ей в туалет сходить некогда, не то, что к вам бе-гать. Пишут, считают, торопятся: хотят за два дня все успеть и обратно в Москву. Гене-ральный отчет ждет. За два дня не успеют, вечеровать собираются.
– Но, блин, дисциплина, распустил я вас всех. Ладно, иди, думай, а я сам к Анне зайду.
Дворкович ушел, а Головянко выматерился, оставшись один. "Какой учет, какие учетчики сейчас. Он что не соображает совсем или я чего-то не понимаю, не знаю"? Ди-ректор набрал номер генерального.
– Александр Викторович, добрый день, Головянко беспокоит.
– Я же сказал тебе - позвоню. Что за спешка?
– Все нормально, но учетчиков то зачем отправили?
– Каких учетчиков?
– От вас прибыли два сотрудника с заданием провести учет. Как-то не укладыва-ется у меня в голове такое мероприятие.
– Какие еще учетчики, я никого не отправлял.
– Разумнов помедлил немного, сам факт звонка ему не нравился.
– Может зам мой отправил, я выясню. Дело в том, что в свя-зи с новыми обстоятельствами самолеты будут модернизированы, и делать вы их начнете уже в новом варианте, этот устарел. Наверно завтра уже у вас генеральный конструктор появится, он мне звонил, просил остановить производство. Им, видите ли, новая идея пришла в голову. Впрочем, он сам все расскажет. А с учетчиками я разберусь, не пережи-вай. Учет и контроль еще никому не мешал. Через несколько дней и сам буду. Все, рабо-тай.
Разумнов, генеральный директор авиакорпорации, понял, что производство вста-ло и на заводе начался учет. Этот учет сильно беспокоил директора. Но ничего, если за-меститель перебдел и организовал свой учет, то материалы все равно здесь на столе ока-жутся, это не страшно. Чего так испугался директор? По телефону ничего не сказал.
А Головянко долго размышлял после этого разговора, взвешивал за и против, рас-сматривал варианты. Решил - через три дня вернется Муравьев, заберет у него деньги, в том числе и Лугового, и за границу. Место и документы он заранее подготовил - не най-дут. Хватит трястись здесь по каждому поводу. На душе отлегло, повеселел даже. За три дня ничего выяснить не успеют, а на четвертый его уже в России не будет.
ХХХII глава
Синицин не стал вызывать на допрос Лугового в управление. О его аресте знал очень узкий круг лиц и светить его здесь считал нецелесообразным. Притом он очень тон-ко запустил слушок, что Луговой убит, как и весь личный состав караула. Сотрудники свои люди, но чем черт не шутит. Пошел в изолятор ФСБ сам, в камере можно пообщать-ся и там, все-таки, безопаснее. Если произошла утечка, то Лугового попытаются убрать, и убрать быстро.
– Я полковник Синицин Олег Игоревич, центральный аппарат ФСБ, - представился он, войдя в камеру.
– А что, местным уже не доверяют, - съехидничал Луговой.
– Обойдемся без ироний, Лев Аронович.
– Синицин достал пачку сигарет и зажи-галку, положил на стол.
– Почему же, так интересней. А то заскучал я уже, сутки прошли, а еще никто не допрашивал. Готовились? И как?
– Неплохо, совсем не плохо.
– Без адвоката пришли, значит, по душам хотите поговорить. Что-то не срастается, полковник?
– Все срастается, все, Лев Аронович.
Синицин понимал, что Луговой готовился к разговору, проигрывал варианты, времени было достаточно.
– Выходит, предложить что-то хотите?
– Конечно, чистосердечное признание, например.
Луговой улыбнулся, закурил. А он хорошо держится, подумал Синицин, все-таки наша школа.
– Мы же не дети, полковник, зачем здесь сценарии кинофильмов?
– Обойдемся без сценариев, действительно. На вас - солдатские жизни, это вы хо-рошо понимаете. И так же прекрасно понимаете, что наказание будет пожизненным. Но, оказывается, и здесь есть выбор. Не знаю - просчитали вы этот вариант или нет.