Посланник

Мишарин Борис Петрович

– Не убивайте меня, я сама.
– Вновь повторила она и откинула одеяло.

Татьяна не видела, как ухмыльнулся мужчина. Ее голое тело еще не потеряло привлекательности в сорок пять лет.

– Я пришел не насиловать. Ты не ответила на вопрос.

Мужчина накинул на нее одеяло.

– Нет, нет, не убивайте, - запричитала Татьяна.
– Я сама, я сама все сделаю.

Она резко села в кровати, судорожными руками начала расстегивать его брючный ремень.

– Я сама, я сама все сделаю, вам понравится, -

продолжала лепетать Татьяна ско-роговоркой.

– Дура, - мужчина встал с кровати, кинул ей халат, - одевайся.

И вот она здесь. Татьяна не сказала ни одной фразы с того вечера.

– Кто ко мне вломился домой - не знаю, скорее всего, кто-то из бывших моих осужденных. Мне завязывают глаза и я здесь. У вас здесь, полковник, что - проходной двор, как я оказалась в камере - вы мне можете пояснить? Вы понимаете, что я вас в по-рошок сотру?

– В порошок меня стирать не надо, - спокойно возразил полковник.
– Я пока во-обще не знаю - кто вы.

– Хорошо, я понимаю. Пригласите председателя суда, она меня опознает. А пока организуйте душ - хочу хотя бы физически смыть с себя все это дерьмо. И почему я в карцере, полковник?

– Это мужской блок - не желательно водить вас по коридорам и показывать до-полнительным лицам, другого помещения у меня нет. Я прикажу, принесут одеяла. Душа не будет, пока не опознают вас и не решится вопрос - стоит ли смывать следы. Все, жди-те.

Полковник вышел из карцера, замы уже ждали его.

– Ну что, кто она такая?
– Нетерпеливо спросил опер.

Они видели, что начальник вышел осунувшимся и посеревшим.

– Прикажите принести ей одеяла, общаться с ней запрещаю, в том числе и вам. Если подтвердятся ее слова, то меня уволят, возможно, без пенсии, а вы в эти вот камеры сядете, - он обвел рукой, конкретно не указывая ни на какую.
– А может и меня вместе с вами посадят, кто знает. Вот такие наши дела, господа, пока офицеры.

– Так, может, и не было ее у нас никогда, по документам не числится, кто дока-жет?
– Неуверенно предложил режимник.

– Мысль не плохая и здравая, но абсолютно тупая.
– Горестно усмехнулся полков-ник.
– Мы не знаем, как она сюда попала, но кто-то знает, кто-то держит в руках ситуа-цию. Если она исчезнет - мы сядем не на несколько лет, а пожизненно. Это хоть понятно вам?

Заместители молчали, не зная, что еще предложить и делать.

– Но кто же она все-таки, что за важная птица?

Полковник вздохнул тяжело, видимо раздумывая, говорить или нет.

– Кто-то очень хочет отомстить ей, но не застрелить, как это обычно принято в та-ких случаях. Выбрано более мерзкое наказание. Ее выкрали вчера вечером из собственной квартиры и бросили к зэкам. Кто-то очень хотел показать ей камерную жизнь и прекрасно знал, что зэки с ней сделают. Это изящная, не стандартная месть. А она, - полковник опять вздохнул, -

она федеральный судья. А у нас проходной двор в бордель.

– Ёпэрэсэтэ, - только и смогли сказать замы, - что теперь с нами будет?

– Кого-то осудила она невинно, вот и ее бросили в камеру. Но это только предпо-ложения. А шкуры с нас все сдерут и мясо наизнанку вывернут. Остается надеется на одно - шума сама поднимать не станет. Тогда может вскрыться умышленно невиновное осуждение, а на это она не пойдет, не захочет еще раз побывать здесь.
– Полковник пошел к себе в кабинет, продолжая говорить по дороге.
– Сошлется на банальный стыд. Как же - трахнули всей камерой и не раз. И кого? Судью. Могут пойти на это и замять все. Тогда останется один вопрос - пойдет ли на это тот, или те, кто ее определил сюда. Захотят ли они, чтоб дело замяли? Поэтому нам надо отработать все, как положено. Захотят шума не поднимать, ради Бога, все материалы передадим в суд, но с пометкой, что взяли. Через месяц, я думаю, по новой все закрутиться, не оставят ее в покое. А у нас алиби - суд все забрал, мы не следственные органы. Глядишь, и выплывем в этой мутной воде. Все по-нятно? Работайте.

Замы облегченно вздохнули, появилась хоть какая-то надежда выйти из ситуации с наименьшими потерями.

Татьяна вернулась домой вместе с председателем суда, которая, естественно, хо-тела узнать все подробности безотлагательно. Она, наконец-то, приняла душ и рассказала коллеге все. Почти все, не упомянув лишь обвинение в незаконном лишении свободы, выдвинув банальную версию мести. У ней было время обдумать свои действия, но замять, пустить на самотек случившееся она не собиралась.

Амбициозная женщина жаждала расправы и, конечно же, не законным путем. Были люди, которые могли привести к ней человека тайно и потом забыть о нем навсегда. Она просто вожделела личного общения - оскопить и закопать живьем. Самой, своими руками, эти сладостные действия не собиралась доверять ни кому. Уже представляла, как он, истекающий кровью, смотрит с ужасом на свою могилу. Злорадство в душе превращалось в упоение от таких мыслей. А кого - уже догадалась. Завтра же его привезут в наручниках и засунут в багажник автомобиля, больше о судьбе этого человека никто не узнает. А исполнителя ее унижения найдут опера, она с них не слезет.

Татьяне выделили охрану, два сотрудника дежурили на лестничной площадке, один находился в квартире. Теперь никто не побеспокоит ее вечером или ночью, она рас-считается со всеми сторицей. И эти уроды из СИЗО то же заплатят за все. О зэках в камере она даже не думала.

Сегодня день отдыха, а завтра она вплотную займется делами.

На следующий день Татьяна, как обычно, пришла в суд на работу, ее сразу же пригласили к председателю.

– Скажи, Татьяна, ты мне вчера все рассказала?