Посланник
Шрифт:
Вошел секретарь.
– Что тебе, Костя, - спросил Сосновский.
– К вам Дипломатская.
– Странно, что ей надо?
Секретарь пожал плечами.
– Ладно, зови.
Настроение испортилось. Он презирал эту русскую журналистку с украинским происхождением, хоть и встречался с ней уже несколько раз. Но тогда он был инициато-ром встреч. Когда стерва по характеру и образу действий является журналисткой - это становится опасным для общества.
Дипломатская вошла, поздоровалась. Сосновский не ответил, но сделал, пригла-шающий присесть, жест рукой. Она знала, что ей здесь рады не будут, и удивилась бы скорее обратному. Устроилась в кресле, приняв вульгарную позу, и скривила рот в ус-мешке, давая понять, что тоже не лыком шита. Начала без обиняков:
– Не плохо было бы доплатить мне соточку...
Сосновский внешне ни как не отреагировал, нажал кнопку вызова секретаря.
– Дама уже уходит, - объявил он.
Дипломатская встала, так и не сбрасывая с губ презрение.
– А вы подумайте, сэ-эрр...
" Вот, сука, - злобно прошептал Сосновский, когда она ушла.
В "своей" газетенке она опубликовала несколько скандальных статеек. Такой от-кровенной лжи не ожидал никто. Дипломатской пришлось потом давать опровержение. Но своим коллегам объяснила все просто - в запарке перепутала федералов с бандитами. Хотела описать, как бандиты держат пленников, по сути рабов, в зинданах, а получилось, что это делают федеральные войска. Извините - описка. Рейтинг популярности она зара-батывала не литературным талантом, а скандальными статейками. Умела манипулировать сторонами. Одну и ту же ситуацию могла обосрать по-разному и ловко этим пользовалась, то обвиняя федералов, то чеченские бандформирования. Конечно, российские воины иногда пускали в ход кулаки, находя отрезанные головы или вспоротые животы. Она описывала, например, избиение чеченского бандита, но ни слова о том - за что. Потом очередь менялась и на ее подленьких статейках уже "красовались" бандиты. Она не проверяла сообщенную информацию, как это делали другие журналисты, писала со слов, разбавляя свою поганую статейку на семьдесят процентов водой. Иногда усмехалась - а человек и состоит на семьдесят процентов из воды. Обычная проститутка сенсации, пишущая на заказ и поднятие своего рейтинга подонскими способами.
Несколько статеек обошлись Сосновскому в двести тысяч долларов, но ей этого показалось маловато. Понимала ли она, что ее недолюбливают все - и менты, и прокуро-ры, и бандиты, и солдаты?
Через некоторое время Дипломатскую нашли застреленной у собственного дома. Слишком много желающих - теперь усмехнулся Сосновский.
"Вот дура-баба, работала бы в своей паршивой газетенке... Нет, ей все деньги по-давай, сенсации, на виду чтобы была, на слуху. Сейчас коллеги раздуют скандал и никто не вспомнит, какой стервой была. Одним словом - проститутки все. Только и отличаются клановостью, да на смерти новую сенсацию делают".
Сосновский отогнал неприятно-навязчивые мысли. Надо бы и поработать, да только настроение изгажено. Нет, не смертью Дипломатской, а что вообще приходится вспоминать о ней. Он отвернулся от окна, вздрогнул - за столом сидел незнакомый муж-чина. Странно, как это не услышал доклад секретаря о нем, задумался, видимо.
– Извините, не расслышал кто вы и цель вашего визита?
– спросил хозяин кабине-та.
– Кто я - не важно. А цель проста - вернуть награбленное, уворованное тобой имущество. Вернуть деньги России и ее народу.
Низкий металлический голос незнакомца вселял страх, но Сосновский и не такое видывал, быстро взял себя в руки. Заговорил, наклонившись вперед и раздражаясь:
– Русский... еще один воздыхатель денег. Вали отсюда, придурок, - Сосновский сорвался на крик.
Незнакомец внешне никак не среагировал, только губы слегка покривились в еле заметной усмешке.
– Пошел вон, - продолжал кричать Сосновский, одновременно нажимая на кнопку вызова секретаря.
– Костя, гони этого в шею. Костя, черт возьми, куда ты пропал?
Незнакомец наблюдал с легкой усмешкой, как заметался Сосновский. Он подско-чил к двери, пытаясь открыть ее и позвать секретаря, охрану. Но, дверь, почему-то, не от-крывалась.
– Да что это такое, что, черт подери, - он продолжал дергать дверь.
– Весь день на-смарку...
– Это правда - день будет непростым и длинным. Не надо хвататься за телефон. Он не работает, как не работают кнопки вызова секретаря и охраны. Кабинет закрыт, есть только я и ты.
– Да как ты смеешь?..
– Стукнуть тебя что ли, Сосновский, или сам задницу прижмешь? Надоел уже своим зудом. Сядь, - повысил голос незнакомец.
– Вот так, хорошо, а теперь слушай. Ты сегодня умрешь, но у тебя есть два варианта. Первый...
– Да пошел ты... много вас тут таких было, - Сосновский искал глазами - чем бы стукнуть незнакомца. На удивление: он не испугался, по крайней мере, по нему видно не было.
– Первый, - продолжил незнакомец, - умрешь быстро. Второй - умрешь мучитель-но, очень мучительно и долго, очень долго подыхать станешь. Можешь орать сколько угодно - в здании никого нет, кроме нас.
Нервозность Сосновского изменила качество, она перешла из раздражительности в обеспокоенность. Но страха, страха еще не было.
– Значит, если что-то сделаю, то умру быстро. Не сделаю - умру болезненно и длительно. Старый трюк шантажистов. На-ка, выкуси.
Сосновский сложил пальцы в фигу и с удовольствием вертел ею в сторону незна-комца. Уверовав за многие годы в свою безнаказанность, он и сейчас не чувствовал, не ощущал кожей реальной опасности.
– Что ж, видимо надо показать, а потом уже продолжить разговор.
Незнакомец встал, подошел к креслу Сосновского, крутанул резко, обматывая ту-ловище и руки скотчем.
– Вот, теперь можно и дальше общаться, а то одно недопонимание.
– Он взял пальцами левый мизинец Сосновского.
– Правая рука нам еще пригодится.
– Сжал с такой силой мизинец, что кости захрустели, словно под прессом.
Сосновский дико взвыл, его глаза округлились, наполненные ужасом и болью. Он не ожидал, никак не ожидал, что такая участь может постигнуть и его. Через некоторое время крики перешли в стоны и всхлипывания.