Посланник
Шрифт:
– Нет, Александр Васильевич, Посланник в Москву вроде бы не собирался. По крайней мере, у меня таких данных нет. Сегодня у него, видимо, "разгрузочный" день, лежит, загорает. Солнышко...
– А уезжал куда?
– Никуда не уезжал - все время здесь, на моих глазах.
– Таки все время на ваших глазах?
– настойчиво переспросил директор.
– Да, все время здесь, во дворе. Ну, может быть, уходил минут на двадцать в свой кабинет и все. Весь день на виду.
– Недоуменно ответил Фролов.
"Быть этого не может, а как же он тогда у меня был недавно? Фролов вряд ли врет... может подмена где, двойник"? Теперь уже крепко заволновался директор.
– Дай-ка трубочку Посланнику, Иван Сергеевич, хочу несколько слов ему лично сказать.
Бортовой включил аудиозапись разговора, намереваясь потом отдать ее на экс-пертизу. "Где-то ведь был не Посланник - или у меня в кабинете, или у себя во дворе, но где-то точно был двойник. А выяснить это надо срочно и точно".
Бортовой представил себе, что он прогнал туфту Президенту. Аж руки вспотели и сердце захолонулось.
– Николай Петрович?
– обеспокоенно спросил Директор.
– Что, уже соскучились?
– рассмеялся Посланник.
– Да я это, я, выключайте свой диктофон. Все дело в элементарной телепортации. Так что не беспокойтесь - никто меня не подменил.
– Вы-ы-ы...
– Да, Александр Васильевич, да, это я умею легко. И не переживайте вы так - Президент вас услышал и объявит оговоренное на брифинге, когда Конгресс даст добро. Сразу же объявит, незамедлительно. Пусть Обама потом репу почешет, - он засмеялся и отключил телефон.
– Вот, еще один Фома Неведающий, - посмотрел он на Фролова, - да, слетал я сегодня в Москву, переговорил с директором. Зашел к себе в кабинет, надел кос-тюм, телепортировался, переговорил и вернулся. А директор забеспокоился - не может же человек в двух местах быть. Я и не был в двух местах одновременно. Телепортация - не самолет, на нее времени менее секунды хватает. А расстояние значения не имеет - хоть до луны, хоть до Москвы: без разницы. Вот так, товарищ генерал Фролов, не хотел раньше времени свои особенности показывать, но обстоятельства вынудили. Нашему Президенту информация нужна, а то совсем американцы заснобились в своей политической интеллектуальности. Попросту сказать - зажрались. Вот и пусть собственное дерьмецо покушают.
– С вами, Николай Петрович, я уже ничему не удивляюсь, - Фролов попытался скрыть все же присущее изумление, - но про американцев не совсем понял...
– А-а, этот фрукт еще не созрел. Скоро поймете, Иван Сергеевич, Президент через несколько дней перед журналистами выступит. Тогда и поймете все.
ХLVII глава
Токарев сразу же поехал в СИЗО. Пока ехал, думал и не мог понять - кто этот мужчина, почему не назвал себя? Вызывает начальник УФСБ, забирает другой генерал ФСБэшник. Выходит - большой начальник этот не представившийся мужчина, если его генерал охраняет. Тоже ФСБэшник - вряд ли, что же они - друг друга охраняют. Прави-тельство или аппарат Президента? Возможно. Да какая разница - шишка есть шишка. Но почему мной интересуется, он же не из МВД? Много мыслей лезло в голову. Он зашел к Лобановскому.
– Здравствуй, Алексей Васильевич. Давненько не навещал ваш "белый лебедь".
– Здравствуйте, товарищ полковник. Извините, но давайте позже, завтра погово-рим. Дел невпроворот.
– Завтра нельзя, подполковник, - подчеркнул он звание.
– Видите ли... у нас зэка одного чуть не убили. Просто чудом предотвратили, чу-дом. Думал не успею, но вовремя в камеру вошли, прямо, можно сказать, на месте пре-ступника обезвредили, взяли с заточкой в руке. Давайте завтра, товарищ полковник, по-общаемся.
Действительно замученный вид Лобановского не остановил Токарева. Ранее эта служба относилась к системе МВД и была, как бы, на второстепенных ролях. Проштра-фился оперативник, и его могли списать в ГУИН, там он "отсиживался" и возвращался вновь, если работать мог и хотел. Поэтому профессионального уважения среди ментов к этой системе и большинству ее личного состава не существовало.
– Кого, если не секрет, хотели убить?
– Токарев присел на свободный стул.
– А-а, - начальник оперчасти махнул рукой.
"Вечно эти менты лезут со своим не вовремя, вообще-то у нас свое УСБ есть, то-же - те еще отморозки", - подумал, но ничего не сказал вслух Лобановский.
– И все-таки?
– настоятельно переспросил Токарев.
– Устинова.
– Устинова?
– удивился начальник УСБ.
– Давай, Алексей Васильевич, с этого места поподробнее, рассказывай с самого начала. Я как раз по Устинову к тебе и приехал. И под протокольчик, пока в виде объяснения, но все же. Советую ничего не скрывать, сам понимаешь, не зря нас этот Устинов интересует.
– Понимаю, - вздохнул Лобановский, - все понимаю, Григорий Емельянович. Все в одну кучу валится - Устинов, Соленый, Гончар, Белый, Нестерович. Вы-то каким боком в это дерьмо залезли?
Токарев усмехнулся.
– Ты же сам эти фамилии и кликухи назвал, чего же спрашиваешь?
– Ну да, ну да...Вот черт, что теперь с этим Соленым делать - прямо не знаю. Ус-тинов этот тут не в струю влез, а так все хорошо было, замечательно просто.
Лобановский снова вздохнул.
– Давай по порядку, Алексей Васильевич, начни сначала. Чего вздыхать-то?
– Ну да, ну да... Вы же знаете, Соленый - он вор в законе и в СИЗО авторитет имеет.
– Знаю, положенец, - поддакнул Токарев.
– Вербанул я его и как сыр в масле катался.
– Да ну, - вроде бы передразнил Токарев, - тут одного мастерства не хватит - вора вербануть. На чем взял?
– Поднял его дело "на взрослях", это когда с малолетки на взрослую переходят. А он там, оказывается, петушком кукарекал. Вот... и вербанул его. Даже начальник СИЗО не знал, все держал в тайне. Сам понимаешь... случай такой...
– Вот тебе и положенец, - действительно удивился Токарев.
– А тут этот Устинов сел, личность известная в УВД, да и у нас тоже. Но не мое это дело - за что сел - наше - чтобы срок отбыл без эксцессов.
– Разве?
– перебил его Токарев, - Никогда не думал, что начальник оперчасти ин-тересуется только режимом.
– Ну да, ну да, понимаю. Может и зря посадили, появится информация - сообщу. Так вот, уже сообщаю, - Лобановский как-то криво усмехнулся, - Нестерович у меня был и попросил... как это лучше сказать...