Посланник
Шрифт:
Сейчас эта разборка ему мешала. Пройдет время, все уляжется, но не было у него этого времени, не было. Соленый свою версию выдвинул, и расслоилось СИЗО - кто за Соленого, а кто за Гончара. ГУФСИНовцы от страха трясутся, ничего делать не хотят, ссыкуны чертовы, а братве надо результат показать, раз уж ввязался в тему. Через три дня большой сходняк намечается, а что ему предъявить? Останется Соленый жить - пригово-рят его, Гончара. И сроку три дня всего.
Он вызвал Белого.
– Что там по Соленому?
– спросил с раздражением.
– Заперся он, сука, со своими шестерками
– Что не уляжется, Белый, что? На прогулке нельзя, что ли, перо воткнуть?
– уже заорал Гончар.
– Не выводят его никуда, даже в коридор не выводят, не попасть к нему сейчас. Правда, удалось установить, что через неделю его в зону отправляют, в красную зону. Это нам на руку, там у него шестерок нет и его уже ждут. Петушки сами его там оприходуют по полной и перо в зад засунут. Гончар, подожди неделю, там в первый же день его кон-чат. Все хорошо складывается.
– Нет у меня недели, Белый, нет. Три дня всего, три. Или нас с тобой самих на пе-ро посадят через три дня. Понял ты или не понял?
Гончар просто взбесился и забегал по комнате.
– Да понял я, все понял - тоже раздражаясь, ответил Белый.
"Тебя-то, может быть, на перо и посадят, а меня-то за что? Я опущенных не коро-новал и в СИЗО смотрящим не ставил". Но вслух он этого не сказал, хотя и понимал, что проблемы возникнут и у него, но до пера не дойдет. В бригадиры отправят, на худой ко-нец простым бойцом определят и все.
– Может у Оракула совет попросить?
– неожиданно предложил Белый.
– У Оракула?
– усмехнулся Гончар, - где ты его сейчас найдешь, этого Оракула? Дня четыре пройдет, пока с ним свяжешься, а у нас всего три. Ладно, Белый, кумовья, ре-жимники, дубаки - все зассали и проблему через них в три дня не решить. Другим путем надо идти, другим. Ты найди мне какую-нибудь бяку, чтобы в чай подсыпать или еду. Но, чтобы не сразу яд подействовал, а часов через пять и железно подействовал. Пусть балан-дер всю камеру Соленого накормит, никто за них не впишется за отморозков.
Неожиданно зазвонил сотовый, Белый извинился и ответил. Переговорив, сооб-щил:
– Соленого в одиночку до этапа перевели, и он есть отказывается, боится. Жрет имеющиеся остатки. Не получится вариант с ядом, Гончар.
– Получится, все получится. Менты его вызовут, чайку предложат - не откажется у них.
От пришедшей мысли Гончар расслабился и стал успокаиваться, налил себе конь-яка.
– Откажется, он не дурак. И у ментов откажется.
– Не-е-ет, Белый, не откажется. Потому и не откажется, что не дурак.
– Гончар выпил налитый в бокал коньяк и плеснул еще.
– Он понимает, что жить осталось совсем мало и что его судьба решена однозначно. А на член или перо совсем не хочется. Лучше от яда умереть по-тихому и при этом заложить всех, меня в первую очередь. Наверняка он сейчас думает о том, как бы меня ментам слить, про все дела рассказать, а знает он не ма-ло. Будет торговаться о применении к нему закона о защите свидетелей. Конечно, никто ему срок не отменит, но могут скостить немного и кинут куда-нибудь в Магадан, напри-мер, под другим именем. Где он никогда не был и в лицо его на зонах не знают. Вот с этим ментом из отдела по защите свидетелей он чаёк с удовольствием попьет. Понял?
– Варит у тебя башка, Гончар, - Белый, его правая рука, постарался скрыть ухмыл-ку.
– А ты не расслабляйся, тебя от дела никто не освобождает. Возьми заложников у дубаков - сына, дочь, например. У тех, кто на нас давно пашет, а сейчас пытается отко-сить. И предъяви им - или Соленый сдохнет, или их дети, пусть выбирают. Нельзя нам слабину давать, нельзя, авторитета не будет. Все, чего стал, иди, дело делай.
– Ты же с ментом решил этот вопрос порешать, Гончар... Зачем нам лишние про-блемы?
– Я никому, никому, слышишь Белый, никому не позволю помыкать мной, тем более каким-то дубакам долбанным. Я им что - деньги за просто так платил? И наказание им это - пусть знают, что со мной так нельзя и впредь не артачатся. А потом уберешь это-го дубака - пригласишь ребенка забрать и уберешь. Ребенка отпустишь, дети - святое. Но так сделай, чтобы ребенок не понял, где и с кем он был. Чего встал - исполняй, - прикрикнул Гончар.
Белый вышел, спорить бесполезно и опасно. Совсем не хотелось ввязываться в историю с похищением. Тем более сейчас, когда сам Гончар висит на волоске и неизвест-но, что ему сходняк предъявит. Не исполнить приказ Гончара - самого убьют. Сбежать? Если Гончар в этой мутной воде выплывет, то тоже убьют. Он не дурак, все понимает и страхуется, не зря дал понять, что будет работать и другой вариант с ментом.
Белый вздохнул и пошел инструктировать исполнителей. Благо, что почти на весь сержантский состав СИЗО или, дубаков, как их называли, досье имелось. Состав семьи, где живут, увлечения, школы, детсады и так далее - все записано.
А Гончар снова выпил немного коньяка. "Ну, нету умных людей, нету, одни ду-боломы, только и умеют, что кулаками махать. Где хороших и преданных помощников взять, где"? Он закурил и все-таки решился позвонить Строителю, человеку, которого знал лет пятнадцать, не меньше. Тогда, еще давно, оба выплыли из мутной воды с выго-дой и практически не общались потом. Но оба помнили и знали друг о друге почти все. Прошло много времени, даже истек срок давности совершенных ими когда-то преступле-ний, но каждый знал о новом, молчал и хранил эту информацию, как оборонительный щит. Почему Гончар называл его про себя Строителем - знал лишь он сам. Про эту неви-димую и практически несуществующую связь не знал никто. Но оба понимали, что необ-ходимость встречи может возникнуть, никто ее не хотел, но отказаться бы не решился.
– Здравствуй, дорогой, давно мы не виделись, не общались, о делах наших скорб-ных не говорили, молодость не вспоминали.
Гончар не представился по телефону, но прекрасно знал, что его узнали и поняли.
– Здравствуй. Дел очень много, но можно выкроить времечко через недельку, раньше не получится.
– Дела подождут, дорогой, а ты прямо сейчас и подъезжай ко мне.
Гончар положил трубку. Он не сомневался, что Строитель приедет. Умнейший мужик... Вот такого бы вместо Белого.