После десятого класса
Шрифт:
— А я теперь по всем документам и метрикам Мит-рий — старший сын нижегородского купца Пимокатова Сидора Акимовича и Авдотьи Порфирьевны.
— Постой, чего ты несешь?
— Дозвольте, я расскажу. Такое со мной приключилось.
И солдат поведал капитану свою историю.
Семья обнищала, и Никола отправился на заработки. Работал грузчиком на Днепре, дошел до Дона. С работой было плохо. Подался на Волгу Так поденщиком, бурлаком, грузчиком дошел до Нижнего Новгорода. Осенью артель распалась Пробавлялся случайными заработками. А тут объявили мобилизацию для войны с османами. Никола пытался поступить добровольцем, не приняли, но сказали, что болгарам можно поступать в ополчение, которое собирается где-то в Бессарабии. Денег на проезд не было. Толкался в толпе рекрутов в надежде как-нибудь проскочить и стал свидетелем такой сцены.
Из окна канцелярии донесся крик:
— Вахромеев, гони этого купчишку в три шеи, а еще раз появится — прикладом!
Кто-то в толпе пояснил:
— Ишь, пузан, за сынка взяткой откупиться хотел.
С крыльца канцелярии сбежал купец и пошел, ругаясь, красный, взъерошенный. Еще ничего не решив, Никола отправился за ним. На углу возле тарантаса, в котором сидела плачущая купчиха, купец остановился, набычившись и грозя кому-то кулаком. Тогда Петкова осенило, он подошел к купцу и сказал:
— Дозвольте, я вместо вашего сына в рекруты пойду.
Купец ошалело вытаращился. Купчиха застыла с платком у раскрытого рта.
— Никак скаженный... Ты кто?
— Никола Петков, болгарин я, понимаете?
Купец развел руками и пробормотал:
— Болгарин, татарин, самаритянин... ну и что? —- Он воскликнул: — A-а, рыльце в пуху, нашкодил, на хвосте арест висит, решил под солдатской шинелкой укрыться. Знамо, что в казарме лучше, чем в остроге, да и сбежать легче...
— Да поймите же, что я болгарин. Нас в русскую армию не берут, кто русского подданства не имеет. Добраться до нашего ополчения у меня нет денег. Да и не знаю, где оно.
— Чего-чего? — пробасил купец, а купчиха оказалась догадливее и накинулась на мужа:
— Да ты в толк возьми, Сидор Акимыч, очухайся. Ведь это болгарин, его земля под турком, он за нее воевать хочет. Сам господь нам его послал.
Купец нахмурился, посопел, глянул искоса:
— Не врешь? Документ какой имеешь?
Никола показал бумажку из волостной управы о том, что такой-то, приметы такие-то, действительно отправился на заработки в Россию. Почесав затылок, купец спросил в упор:
— Сколько тебе?
Петков быстро сообразил:
— Да столько же, сколько вашему сыну.
Купец испуганно отшатнулся, а купчиха взорвалась:
— Ирод ты несчастный, пень дубовый, парень о своих летах говорит, а не о мзде. Сам же ты, батюшка, обещал за Митеньку полтыщи целковых не пожалеть.,.
Поняв, в чем дело, Петков сказал:
— Мне родина нужна, Болгария, а не ваши деньги.
— Ну, так, брат, не бывает,— развел руками купец и, подумав, предложил: — Пару сотен хватит?
— Хватит,— ответил Никола.
Купец спрятал справку, вынул из бумажника документы сына, отдал Николе и еще сунул двадцатипятирублевку. Таких купюр Петков еще не видывал. Купец пояснил:
— Это задаток. Завтра приду якобы с сынком свидеться, узнаю, что тебя забрили, получишь остальное...— И вдруг, вскипев, тряхнул перед Петковым кулаком:— Да смотри, объявишься здесь как мой сынок, свою долю вымогать, мигом найду управу.
Уже войдя в свою роль, Никола спокойно отвел кулак от лица:
— Бросьте ерепениться, папенька. У вас своя доля, у меня своя. А ежели вы завтра навестите меня, то лучше принесите квитанцию о переводе денег моим родителям. Дайте бумажку адрес написать...
— Вот так, ваш скородь, я стал русским солдатом,— закончил свой рассказ Петков.
— Купец сдержал свое слово? — спросил Райчо.
— Так точно, но не он, а Авдотья Порфирьевна явилась, всех переполошила, ревела как белуга. Хотя сами русские говорят, что белуга — рыба и голоса не имеет. Я жил впроголодь, а тут купчихин приказчик притащил огромную корзину вкусной еды, на всю роту хватило. Купчиха дала квитанцию на три сотни, переведенных моим родителям. Теперь свое хозяйство справят. Я им написал, что иду на войну, а как дальше переписываться — не знаю. Что-нибудь соображу.
— А как потом обратно?
— А нам, ваш скородь, главное туда, а не обратно! — Солдат Пимокатов кивнул в сторону заходящего солнца.
— Да, это так,— задумчиво произнес Райчо, потом спросил: — Ты ведь грамотный, почерк хороший?
— Господин учитель Христо Ботев мною был доволен, пишу четко и по-русски, и, разумеется, по-болгарски.
—- Вот что, завтра зайду к вашему начальнику штаба и добьюсь перевода тебя ко мне, на то имею нынче полномочия, добавлю, что знаю твоего папашу, скажу, что мне писарь нужен, а будешь воевать ополченцем.
Петков твердо ответил:
— Не надо, ваш скородь. Уж если совершил грех, так искуплю его в русском полку... Ну, а что стрясется со мной на войне, товарищи напишут родителям правду и начальству скажут. Ведь мертвые сраму не имут... Только вот как тогда с купцом... с сыном-то его?
Райчо расхохотался, обняв солдата за плечи:
— Тоже мне забота. Купчишка изорвет похоронную и, может, в церкви свечку поставит за упокой души болгарина Николы Петкова, и все.
1 ! В. Н. Инфантьев
321
Прозрачный синий вечер опустился на Кишинев. Николов возвращался от Бояринцевых довольный, отдохнувший, на миг оторвавшись от дел в милой домашней обстановке.
Возле винного подвала Дымяну четверо парней о чем-то мрачно рассуждали; завидев приближающегося офицера, встревожились, и трое куда-то ушмыгнули. Четвертый остался на месте, чуть покачиваясь, глядя на Николова с угрюмой решительностью. Подойдя ближе, Райчо узнал одного из тридцати богатых сынков, записавшихся в ополчение и отпущенных для сборов по домам, спросил: