После "Нолдолантэ"
Шрифт:
Макалаурэ вспомнилось некогда прочитанное рассуждение о природе феар и о Чертогах Ожидания, написанное учёными, что беседовали с Мандосом и его майар. Некогда Песнопевец читал этот свиток как откровение тайн разума и мира, много позже - не раз приводил себе на ум отдельные места, размышляя о погибших. Среди прочего там говорилось, что нагие феар держатся своих мнений и заблуждений гораздо упорней живых квенди и долго пребывают в том душевном состоянии, в каком находились в момент смерти. А Майтимо и... и прежде был непреклонен и твёрд в своих решениях, если только не сомневался в них изначально. Попробуй
Макалаурэ никогда прежде не удавалось его переубедить. Он и сейчас не знал, что ему сказать, зато догадывался, что рядом с Майтимо должны незримо стоять все остальные братья и отец.
– Отец?
– негромко спросил он, глядя в пространство.
"Он сейчас в другом конце зала, Кано. Временами возвращается к нам..."
"...а временами опять вместе с Финвэ смотрит, как работает Мириэль".
"А Атаринкэ ходит за ним хвостом. Ни на миг не оставляет."
– Амбаруссар, это вы? А где Морьо?
"Совершенно не рад видеть тебя здесь, Макалаурэ. Заточить в Мандосе живым - это достойно Моринготто! Не хотел мешать разговору, но раз вы закончили, я сейчас же позову Намо и скажу ему..."
– Не надо, Морьо, Намо и без того знает всё, что ты о нём думаешь.
"В самом деле..."
Карнистир умолк. Похоже, он намеревался ещё подумать о Намо и подбирал для этого самые хлёсткие выражения.
– Тьелкормо?
"Макалаурэ... Майтимо сказал, Белерианда больше нет. Я и гобелен отыскал, где выткано его затопление. Скажи, неужели от наших земель совсем ничего не осталось?"
– Как раз Химринг остался - он обратился в остров...
Макалаурэ прервал начатое было описание. Поведать о нынешнем Белерианде лучше всякого рассказа могла песня. Погрузившись в воспоминания, от "Улмонорэ" он перешёл к песне о доблести защитников Химринга. Эхо сделало её звучной, но странной и чуждой - как чужд был Чертогам Мандоса сам Песнопевец, живой среди погибших. Однако Макалаурэ неожиданно для себя заинтересовался необычной акустикой залов, и ему захотелось проверить, как прозвучит здесь песня иного рода - тихая, со спокойной и нежной мелодией. Такая, как колыбельная, под которую он засыпал в детстве...
"Намо Мандос! Я призываю тебя! Знай, что я приму освобождение, как только мой брат Макалаурэ обретёт свободу".
– Он волен уйти. Я велел ему явиться сюда, но не назначил никакого срока пребывания, - ответил явившийся Мандос и произнёс окончательный приговор об освобождении Нельяфинвэ Майтимо Феанариона.
Сумрачные чертоги наполнились дуновениями свежего ветра и отблесками чистого сияния. Манвэ и Варда явились благословить возрождающегося.
Спустя миг рядом с Макалаурэ, словно из воздуха,
"Намо Мандос! Я принимаю освобождение!"
По правую сторону от Майтимо встал Финдекано.
– Наконец-то! Думал, никогда не дождусь этого дня, но Макалаурэ тебя всё-таки переупрямил.
– После твоих уговоров в течение семисот лет...
– К которым ты так и не прислушался.
"Намо Мандос!"
– Верная дружба - это прекрасно, но всему есть предел, - к сыну подошёл Нолофинвэ, стоявший недалеко от Феанариони, но не вместе с ними. Макалаурэ взглянул на него с удивлением: неужели старший сын так дорог дяде, что он отказывался вернуться к Индис, Анайрэ, Турукано, Арельдэ и Итариллэ?
– Лучше бы и ты не давал этого обещания, отец, - покачал головой Финдекано.
– Я первый был бы рад твоему уходу из Чертогов.
– Обещания, что я покину Мандос после всех своих детей? Я не мог поступить иначе. Я в ответе за вас.
По залам прошёл шорох, а затем зазвучало нестройно, на много голосов:
– Я присягал тебе в жизни и в смерти, мой Король...
Одни из них звали Королём Майтимо, другие - Нолофинвэ, третьи, попавшие в Чертоги Ожидания уже после его гибели в поединке - Финдекано. Но как же они были похожи, эти верные воины! Рядом с несколькими из них возникли жёны или ближайшие друзья, и в Чертогах Мандоса стало довольно-таки шумно и оживлённо. Макалаурэ оглядел собравшихся и понял, отчего справедливый, но отнюдь не милосердный Намо настаивал на возвращении Майтимо.
– Должно быть, редко Мандос покидали столько эльдар одновременно, - произнёс Макалаурэ.
– Ты бы видел, что здесь творилось, когда Пророчество Севера утратило силу!
– рассмеялся в ответ Финдекано.
Прежде, чем оставить Чертоги Мандоса, Макалаурэ с надеждой обратился к близнецам:
– Амбаруссар! Не хотите к нам присоединиться?
"Охотно! Как только Мандос даст нам свободу, я не стану противиться."
"Я тоже не отвергну освобождение. Я готов простить Мандоса за это Пророчество Севера."
– По-моему, вы что-то не так поняли. Вы должны не простить Намо, а сами просить прощения.
"Разумеется, мы готовы просить прощения у синдар и телери..."
"...И нолдор. В Гаванях Сириона жили и нолдор."
"И нолдор."
"Но не у валар!" - последнюю фразу близнецы произнесли - верней, продумали - одновременно. Макалаурэ вздохнул: похоже, Амбаруссар ему придётся подождать. С другой стороны, страшный приговор и без того обернулся не горем, а счастьем.