После "Нолдолантэ"
Шрифт:
– Мы поступили так же, - намёк был прозрачен.
– Когда Маэдрос не сумел найти твоих братьев, мы судили тех троих нолдор, что завели их в лес. Подробно расспросив, чтобы верно оценить их деяния, мы стали совещаться. Только исключить их из рядов войска было бы слишком лёгкой карой. Изгнать, поведав обо всём лаиквенди, было нельзя. За пределами тех земель хозяйничали орки, и они могли взять изгнанников в плен. Маэдрос никого и никогда не наказал бы так. Тогда мы объявили, что отныне никто не скажет преступникам ни единого слова и не произнесёт их имён.
– Значит, в те дни
– Да, я верю этому, Феаноринг. Вы и меня не трогали, пока я не повзрослела. Тогда ты должен счесть справедливым мой приговор. Я более не отвечу ни на одно твоё слово, и если ты попытаешься заговорить со мной - покину комнату. И я попрошу наказать тебя молчанием всех, кто питает ко мне хоть каплю уважения. Но прежде... да, прежде, я поступлю подобно тебе: подробно расспрошу, чтобы верно оценить деяния. Ответь... убил ли ты моих сыновей своими руками?
– Нет, - ответил Маглор, - и ты должна знать...
– Отвечай лишь на те вопросы, что я буду задавать, - жёстко прервала его Эльвинг.
– Я не хочу слышать ни оправданий, ни просьб о прощении, ни слов о том, как ты сожалеешь. Если на твоём сердце лежит груз, я не стану его облегчать. Стал ли ты причиной смерти Эльронда и Эльроса - как те трое нолдор причиной смерти Элуреда и Элурина, или иначе?
Он чуть помолчал, подбирая слова так, чтобы не быть прерванным вновь. Несколькими словами он мог смягчить горе матери - если только она сама даст их произнести.
– Никто из нас не мог стать причиной их смерти. Эльрос выбрал Путь Людей и умер как Смертный, достигнув старости. Эльронд жив по сей день.
– Жив?!
– на глазах Эльвинг выступили слёзы, губы дрогнули, и она поспешно выбежала за дверь. Маглор слышал торопливые шаги по лестнице - несколько громче обычных, почти беззвучных, шагов эльдар.
Очевидно, она не желала, чтобы Феанарион видел её плачущей - вернувшись спустя время, Эльвинг уже взяла себя в руки.
– Я не смела и надеяться, - медленно произнесла она.
– Ты взял моих детей в заложники. У нас, в Гаванях, жили некоторые нолдор и синдар, спасшиеся из плена. От них я знала, что слуги Моргота делают с заложниками, если их условий не выполняют.
– Тогда отчего...
– Отчего я бросилась в море, а не к своим детям, чтобы попытаться спасти их?
– закончила фразу Эльвинг.
– Второй из вас был рядом. Я не смогла бы противостоять его силе. К тому же, как я слышала, заложников убивали и при попытке их освободить.
– Я желал спросить об ином: отчего ты не вернула нам Сильмарилл, если была уверена, что это - цена жизни твоих сыновей, - с горечью ответил Маглор.
– Но если ты в самом деле не отличала нас от слуг Моргота - я понимаю. И я не согласился бы исполнить его условия даже ради спасения близких - зная, что буду обманут, и уступки принесут лишь большее зло.
Эльвинг немного помолчала, прежде, чем продолжить.
– Когда няня вывела меня из Дориата, Маглор Феанарион, я не верила, что вы убивали моих родичей. Я говорила няне, что это игра в
– Поэтому ты отказала нашему посольству?
– Я сомневалась. Я не могла верить всем слухам и сплетням, и ваши посланники на злобных чудовищ не походили. Они держались благородно и учтиво. Но мой народ ненавидел вас, а я была не вправе отдать Сильмарилл вопреки его желанию. Эарендиль правил Гаванями Сириона, а не я. Я могла только ждать его возвращения и дать вам шанс.
– Шанс?
– Шанс доказать, что вы не так плохи, как считают дориатрим. Что вы раскаялись в содеянном и не станете более нападать на эльдар ни по какой причине. Когда вы напали, я уверилась, что все жуткие рассказы о Феанорингах - правда. Вы убивали и жгли, и взяли моих детей в заложники. Хотя не убили и не бросили умирать, как я узнаю теперь.
– Воины Амрода и Амраса - моих младших братьев, убитых в том бою - хотели, чтобы мальчики оставались в Гаванях Сириона с запасом пищи, пока кто-нибудь не подберёт их: эльдар, эдайн... или орки. Я настоял на том, чтобы взять их с собой, на Амон-Эреб.
– С собой, в крепость Феанорингов... Как ты обращался с моими сыновьями, Маглор Феанарион - как с пленёнными врагами? Рабами? Почётными пленниками? Слугами? Как с обычными беженцами? С теми, перед кем виновен? С теми, за кого ты в ответе? Как с детьми своих воинов?
Маглор молчал, лишь неотрывно глядя в глаза Эльвинг - и в его глазах она прочитывала ответы, переходя от вопроса к вопросу со всё большим изумлением. Наконец она умолкла, в задумчивости теребя серебристую прядь.
– Эльронд и Эльрос знали, что их отец - Эарендиль, а не ты? Что я - их мать?
– Я никогда не внушал им лжи, - ответил Маглор.
– Эльронд чтит своего отца, как великого героя, и всегда любил слушать рассказы и песни о плавании "Вингилота". Правда, он не помнит Эарендиля. Тебя - помнит, и наверняка захочет увидеть, если решит уйти на Запад. Но он ещё юноша, и думать об этом рано. Эльрос даже желал поселиться поближе к тебе, но кораблям Андора не дозволялось плавать на Запад.
Эльвинг вновь оставила комнату, вскоре вернувшись с чашкой горячего рыбного бульона и травяным настоем. Маглор вскоре уснул, утомлённый долгим и тяжёлым разговором. Однако он был не так слаб и беспомощен, как решила Владычица Белой Башни, и силы его восстанавливались быстро.
На третий день Маглор простился с Эльвинг. С той беседы её взгляд и тон при общении с ним то и дело менялись, словно Эльвинг никак не могла решить - то ли перед ней враг, пусть и бывший, то ли близкий родич, пусть и совершивший ужасную ошибку.