После ссоры
Шрифт:
Моей девочки. Тесса снова моя девочка, и я провожу Рождество с ней – и с моей ненормальной семьей. Серьезная разница по сравнению с прошлым годом, когда в этот день я просто напился до чертиков. Пару минут спустя заставляю себя встать и пойти на кухню. Кофе. Мне нужен кофе.
– С Рождеством, – поздравляет меня мама, когда я захожу на кухню.
– И тебя тоже. – Я иду к холодильнику.
– Я сварила кофе.
– Я вижу. – Я беру пачку хлопьев с холодильника и кофейник.
– Хардин, прости за то, что я сказала вчера. Знаю, тебя разозлило, что я согласилась с мамой Тессы, но ты должен понять, что это было обоснованно.
Дело в том, что я действительно понимаю, что у нее были на то основания, но не ей, черт возьми, решать, остаться Тессе или уйти. После всего, через что мы с Тессой прошли, нам нужно, чтобы хоть кто-то был на нашей стороне. Такое чувство, что все настроены против нас обоих, поэтому мне нужно, чтобы мама за нас вступилась.
– Просто ее место рядом со мной, мама, и нигде больше. Только со мной.
Я беру полотенце, чтобы вытереть пролившийся кофе. На нем остается коричневое пятно, и я уже представляю, как Тесса ругает меня за то, что я взял не то полотенце.
– Я понимаю, что это так, Хардин. Теперь понимаю. Прости меня.
– И ты меня. Прости, что я все время веду себя как засранец. Я не специально.
Похоже, ее поразили мои слова. Но в этом нет ничего удивительного: я никогда не извиняюсь, даже когда не прав. Видимо, такой у меня характер: совершаю идиотские поступки и не беспокоюсь о последствиях.
– Все в порядке, нам надо двигаться дальше. Давай хорошо проведем Рождество в прекрасном доме твоего отца. – Она улыбается, и в ее голосе явно слышен сарказм.
– Да, будем двигаться дальше.
– Да. Будем. Я не хочу, чтобы сегодняшний день был испорчен из-за того, что случилось вчера. Теперь я все понимаю, всю эту ситуацию. Я понимаю, что ты любишь ее, Хардин, и я вижу, как ты стараешься стать лучше. Она учит тебя этому, и это меня радует. – Мама прижимает руки к груди, и я закатываю глаза. – Правда, я очень рада за тебя, – говорит она.
– Спасибо. – Я отвожу взгляд в сторону. – Я люблю тебя, мам.
Странно такое говорить, но мамина реакция того стоит.
Она удивленно открывает рот.
– Что ты сказал?
Ее глаза тут же наполняются слезами – она наконец услышала слова, которые я никогда ей не говорю. Не знаю, почему я сказал это сейчас. Может, потому что она действительно желает мне лучшего. Может, потому что она приехала и сыграла важную роль в том, что Тесса меня простила. Я не знаю, но она смотрит на меня так, что я жалею о том, что не сказал этого раньше. Ей пришлось столько пережить, и она очень старалась быть для меня хорошей матерью – поэтому она заслуживает слышать, что ее сын любит ее, чаще чем раз в тринадцать лет.
Я просто был так зол – и все еще зол, – но это не ее вина. Она никогда не была в этом виновата.
– Я люблю тебя, мам, – повторяю я, слегка смущаясь.
Она притягивает меня к себе и крепко обнимает – крепче, чем я обычно ей позволяю.
– О, Хардин, я тоже тебя люблю! Очень люблю, сынок!
Глава 46
Решаю оставить волосы прямыми, чтобы попробовать новый образ. Но прическа кажется мне странной, и в итоге все равно завиваюсь, как обычно. Я собираюсь слишком долго, так что, наверное, нам уже скоро пора выходить. Возможно, дело в том, что я специально тяну время, беспокоясь, хорошо ли все пройдет.
Надеюсь, Хардин будет вести себя лучше, чем обычно, или хотя бы попытается.
Я крашусь не слишком ярко: только тональный крем, черная подводка и тушь. Я хотела нанести тени, но мне и так пришлось три раза стирать подводку, прежде чем линия получилась ровной.
– Ты там жива? – спрашивает Хардин через дверь.
– Да, я почти готова.
– Я быстро приму душ, но потом сразу пойдем, если ты не хочешь опоздать, – говорит он, когда я выхожу.
– Хорошо-хорошо. Пока ты будешь в ванной, я оденусь.
Он закрывает за собой дверь, а я иду к гардеробу и достаю темно-зеленое платье без рукавов, которое я купила специально, чтобы надеть на праздник. Оно из плотного материала и с высоким воротником. Бант, завязывающийся на талии, сейчас кажется мне больше, чем во время примерки в магазине, но сверху я все равно надену пиджак. Я надеваю браслет с подвесками и снова перечитываю прекрасную цитату.
Я никак не могу выбрать обувь: если надеть каблуки, то буду выглядеть чересчур нарядно. Останавливаюсь на черных туфлях на плоской подошве и надеваю белый пиджак; Хардин как раз выходит из душа, и на нем нет ничего, кроме полотенца.
Ну и ну! При виде его обнаженного тела у меня каждый раз перехватывает дыхание. Как раньше мне могли не нравиться татуировки, не понимаю.
– Охренеть, – говорит он, осматривая меня с ног до головы.
– Что? В чем дело? – Я тоже смотрю на свой наряд, пытаясь понять, что не так.
– Ты выглядишь… такой невинной.
– Погоди, это хорошо или плохо? Все-таки Рождество, и я не хочу выглядеть неподобающе. – Я вдруг начинаю сомневаться, правильно ли подобрала одежду.
– О, это хорошо. Просто прекрасно.
Он проводит языком по нижней губе, и я наконец понимаю, в чем дело. Краснею и отвожу взгляд прежде, чем мы приступим к чему-то, что не должны заканчивать. По крайней мере не сейчас.
– Спасибо. А ты в чем пойдешь?
– В чем обычно.
Я ловлю его взгляд.
– Вот как.
– Я не собираюсь наряжаться, чтобы пойти в гости к отцу.
– Я понимаю… Может, хотя бы наденешь рубашку, которую подарила тебе мама? – предлагаю я, хотя знаю, что он не согласится.
Он усмехается в ответ.