После ссоры
Шрифт:
– Ни за что.
Он подходит к шкафу и сдирает джинсы с вешалки так, что она падает на пол, хотя он этого не замечает. Ничего не говорю, а лишь отхожу от шкафа, когда Хардин снимает с себя полотенце.
– Пойду пока посижу с твоей мамой, – выдавливаю я, стараясь не смотреть на него.
– Как хочешь, – с усмешкой отвечает он, и я выхожу из комнаты.
Триш – в гостиной: на ней красное платье и черные туфли на каблуках. Этот наряд сильно отличается от привычных спортивных костюмов.
– Вы такая красивая! – говорю я ей.
– Правда? Не слишком ярко, макияж и все такое? – взволнованно
– Поверьте мне, плохо – это точно не то слово, которым можно описать ваш вид, – отвечаю я, и она слегка улыбается.
– Вы готовы? – спрашивает Хардин, заходя в гостиную.
Его волосы еще не высохли, но он все равно выглядит идеально. Он одет во все черное, включая черные «конверсы», в которых он был в Сиэтле, – они мне очень понравились.
Его мать, похоже, не обращает внимания на его мрачный вид – видимо, ее больше всего занимает собственная внешность. Когда мы заходим в лифт, Хардин смотрит на Триш так, словно видит ее в первый раз, и спрашивает:
– Зачем ты так нарядилась?
Она немного краснеет.
– Сегодня праздник, почему не нарядиться?
– Просто как-то странно…
Я перебиваю его прежде, чем он ляпнет какую-нибудь глупость и испортит ей настроение.
– Она выглядит замечательно, Хардин. Я оделась так же нарядно, как и она.
Мы едем молча, даже Триш ничего не говорит. Я вижу, что она волнуется, но ее можно понять. На ее месте я бы тоже жутко нервничала. Если честно, чем ближе мы к дому Кена, тем больше мы обе напрягаемся – правда, по разным причинам. Мне хочется лишь спокойно провести праздник.
Когда мы наконец приезжаем и паркуемся у обочины, Триш удивленно открывает рот.
– Это его дом?
– Ага. Я говорил тебе, что он большой, – отвечает Хардин и глушит двигатель.
– Я не думала, что ты имел в виду настолько большой, – спокойно говорит она.
Хардин вылезает из машины и открывает дверь маме, так как она от изумления так и не сдвинулась с места. Я выхожу сама, и когда мы все вместе поднимаемся по ступенькам к дому, понимаю, в каком мрачном он настроении. Я беру его за руку в попытке успокоить, а он смотрит на меня с легкой, но все же заметной улыбкой. Он не звонит в дверь, а просто открывает ее и заходит внутрь.
Карен – в гостиной: она встречает нас ослепительной, гостеприимной улыбкой, такой заразительной, что я начинаю чувствовать себя немного лучше. Хардин идет по холлу вместе с мамой, а я следую за ними чуть позади, все еще держа его за руку.
– Спасибо, что вы все пришли, – благодарит Карен и подходит к Триш, потому что все понимают, что Хардин не намерен представлять их друг другу. – Привет, Триш. Я Карен, – говорит она и протягивает руку. – Я так рада возможности познакомиться с тобой! Я действительно рада, что ты пришла.
Карен выглядит совершенно спокойной, но я узнала ее достаточно, чтобы понять, что это лишь видимость.
– Привет, Карен, я тоже рада познакомиться, – говорит Триш и пожимает ей руку.
Именно в этот момент к нам выходит Кен. Увидев бывшую жену, он замедляет шаг и застывает на месте, уставившись на нее. Прижимаюсь к Хардину и с надеждой думаю о том, что Лэндон все же сообщил Кену о нашем приходе.
– Привет, Кен, – здоровается Триш, и ее голос звучит увереннее, чем утром.
– Триш… ого… Привет, – запинается он.
Триш – похоже, довольная его реакцией – кивает и говорит:
– Ты выглядишь… совсем иначе.
Я пыталась представить, каким раньше был Кен – с красными от выпивки глазами, потным лбом и бледным лицом, – но у меня так и не получилось.
– Да… ты тоже, – отвечает он.
От этого неловкого напряжения у меня начинает кружиться голова, так что я чувствую огромное облегчение, когда Карен вдруг восклицает «Лэндон!», и он тоже выходит к нам. Карен явно рада, что ее любимый сын появился именно в этот момент. Выглядит он соответствующе случаю – на нем синие брюки, нарядная белая рубашка и черный галстук.
– Выглядишь прекрасно. – Сделав мне комплимент, он тянет меня к себе, чтобы обнять.
Хардин сильнее сжимает мою руку, но я освобождаюсь от его хватки и обнимаю Лэндона.
– Ты тоже замечательно выглядишь, – говорю ему я.
Хардин кладет руку мне на талию и прижимает к себе еще крепче. Глядя на него, Лэндон закатывает глаза, а потом поворачивается к Триш.
– Здравствуйте, мэм, я Лэндон, сын Карен. Очень приятно наконец с вами познакомиться.
– О, прошу, не надо называть меня «мэм». – Триш смеется. – Но мне тоже очень приятно с тобой познакомиться. Тесса много о тебе рассказывала.
Он улыбается в ответ.
– Надеюсь, только хорошее.
– В основном да, – шутливо отвечает она.
Похоже, Лэндон помогает снять всеобщее напряжение, и Карен с энтузиазмом говорит:
– Что ж, вы как раз вовремя. Гусь будет готов через пару минут!
Кен провожает нас в столовую, а Карен убегает на кухню. Совершенно неудивительно, что стол уже накрыт: они достали самый красивый фарфор, начистили до блеска столовое серебро и украсили салфетки специальными деревянными кольцами – очень изящными. На столе полно аккуратно расставленных тарелок с едой. Главное рождественское блюдо, гусь покрыт крупными апельсиновыми дольками, а сверху посыпан красными ягодами. Выглядит все так красиво и пахнет так вкусно, что у меня уже текут слюнки. Тарелка с запеченной картошкой стоит прямо передо мной и манит прекрасными запахами чеснока и розмарина. Я с восхищением рассматриваю, как Карен украсила стол: в середине – большой букет, а орнамент вазы, как и все остальные детали, сочетается с оранжевым и красным цветами в главном блюде. Карен всегда проявляет себя потрясающей хозяйкой.
– Кто-нибудь хочет выпить? В погребе есть отличное красное вино, – предлагает она и тут же краснеет, не сразу осознав смысл сказанного. В этой компании алкоголь – щепетильная тема.
Триш улыбается ей.
– Не откажусь.
Карен уходит, и наступает такая тишина, что когда она вытаскивает пробку из бутылки на кухне, звук эхом отражается от стен столовой. Она возвращается с открытым вином, и я тоже думаю выпить бокал, чтобы слегка успокоиться, но все же решаю, что не стоит. Вместе с хозяйкой мы садимся: Кен – во главе стола, Карен, Лэндон и Триш – по одну сторону от него, а мы с Хардином – по другую. Похвалив прекрасный вид и запах блюд, все принимаются молча накладывать еду себе на тарелки.