После ссоры
Шрифт:
Он поднимает на меня взгляд.
– Что ты сказала?
Я беру его лицо в ладони.
– Я сказала, что ты больше не такой, Хардин.
– Ты правда так думаешь? Ты прочитала все, что я там написал?
– Да, и то, что ты рассказал об этом, доказывает мои слова.
Судя по его прекрасному лицу, он явно в смятении.
– Почему ты так говоришь? Я не понимаю – ты хотела, чтобы я дал тебе свободу, и теперь ты прочитала все это дерьмо обо мне и все равно говоришь такое? Я не понимаю…
Я
– Я прочитала, и теперь, когда я знаю обо всем, что случилось, мое решение не изменилось.
– Вот как… – Его глаза блестят от слез.
Мысль о том, что он снова будет плакать и тем более в моем присутствии, причиняет мне боль. Судя по всему, он не понимает, что я имею в виду.
– Пока тебя не было, я уже приняла решение. И, прочитав твое письмо, чувствую себя еще более уверенной в своем желании остаться с тобой. Я люблю тебя, Хардин.
Глава 44
Хардин берет меня за руки и держит пару секунд, а потом обнимает так, словно я могу исчезнуть, если он разомкнет объятия.
Как только я сказала, что хочу остаться, то почувствовала, насколько легче мне от этого стало. Больше не придется беспокоиться из-за того, что нас будут преследовать призраки прошлого Хардина. Мне больше не придется ждать, что кто-то сообщит мне очередную ошеломляющую новость. Я знаю все. Я наконец узнала все, что он скрывал. Не могу не вспомнить фразу: «Иногда лучше оставаться в темноте, чем быть ослепленным светом». Но вряд ли так можно сейчас сказать обо мне. Меня беспокоит все, что он наделал, но я его люблю и поэтому решила, что его прошлое больше не должно влиять на нас.
Хардин отпускает меня и присаживается на край кровати.
– О чем ты думаешь? Хочешь спросить о чем-нибудь? Я буду честен с тобой.
Я подхожу ближе и становлюсь между его ног. Он берет меня за руки и водит пальцами по ладоням, пытаясь понять по взгляду, что я сейчас чувствую.
– Нет… мне хотелось бы узнать, что случилось с Натали… но никаких вопросов у меня нет.
– Ты ведь понимаешь, что я стал другим, правда?
Я уже говорила, что да, но знаю: ему снова нужно это услышать.
– Я понимаю. Конечно, понимаю, малыш.
Услышав такое обращение, он внимательно смотрит на меня.
– Малыш? – удивленно переспрашивает он.
– Не знаю, почему я так сказала…
Я краснею. Я всегда называла его только по имени, так что называть его «малышом», как он меня «деткой», мне и правда немного странно.
– Ничего… мне нравится. – Он улыбается.
– Мне не хватало твоей улыбки, – говорю я ему, и его пальцы на моих ладонях замирают.
– А мне – твоей. – Он хмурится. – Я нечасто тебя радую.
Я хочу сказать что-нибудь такое, что заставит развеять его сомнения, но врать не желаю. Он должен знать, что я чувствую.
– Да… над этим надо поработать.
Он снова начинает водить пальцами по моей ладони, вырисовывая маленькие сердечки.
– Я не понимаю, почему ты любишь меня.
– Неважно почему – просто люблю.
– Письмо было глупое, правда?
– Нет! Может, уже хватит самокритики? Оно было прекрасное. Я прочитала его три раза подряд. Я действительно была рада узнать о том, что ты думаешь обо мне… о нас.
Он поднимает взгляд, в его глазах то ли усмешка, то ли беспокойство.
– Ты ведь знала, что я люблю тебя.
– Да… но мне было приятно прочитать про всякие мелочи, например, что ты помнишь, как я была одета. Такие небольшие детали. Вслух ты никогда мне такого не говоришь.
– Вот как.
Он кажется смущенным. Меня все еще поражает тот факт, что в наших отношениях оказаться более ранимым может Хардин. Эта роль всегда доставалась мне.
– Не надо смущаться, – говорю я.
Он обнимает меня за талию и тянет к себе на колени.
– Я не смущаюсь, – врет он.
Я провожу рукой по его волосам, а другой обнимаю его за плечи.
– А мне кажется, что смущаешься, – осторожно спорю я с ним, и он смеется в ответ, уткнувшись головой в мою шею.
– Ну и сочельник! Чертовски долгий день выдался, – жалуется он, и я не могу не согласиться.
– Слишком долгий. Поверить не могу, что моя мать пришла сюда. Она просто невыносима.
– Не совсем, – возражает он, и я отвожу голову назад, чтобы взглянуть ему в глаза.
– Что?
– Вообще-то, ее действия не так уж необоснованны. Да, она поступает неправильно, но я не могу винить ее за то, что она против твоих отношений с таким человеком, как я.
Устав от этого разговора и его утверждения, что моя мать в чем-то права, я хмурюсь, слезаю с его колен и сажусь на кровать.
– Тесс, не смотри на меня так. Я просто говорю, что теперь, когда я по-настоящему обдумал все свое дерьмовое прошлое, я не могу винить ее за то, что она беспокоится.
– Что ж, она все равно не права, и мы можем закрыть эту тему, – недовольно отвечаю я.
Вся суматоха этого дня – да и всего года – привела к тому, что я чувствую себя злой и усталой. А год почти подошел к концу. Даже не верится.
– Ладно, тогда о чем ты хочешь поговорить? – спрашивает он.
– Не знаю… о чем-то более приятном. – Я улыбаюсь, стараясь убедить себя, что не стоит больше сердиться. – Например, о том, каким романтичным ты можешь быть.
– Я не романтичен, – усмехается он.
– Нет, ты просто настоящий романтик. Письмо прямо как из классического романа.