После ссоры
Шрифт:
Начались наши игры, о которых я тебе рассказывал, а что случилось с Натали, ты уже знаешь. Клянусь, это было самое ужасное из всего. Знаю, я и так вызываю у тебя отвращение из-за того, что меня не волновала ее судьба. Не знаю, почему это было так, но мне было просто наплевать. Сейчас, когда я ехал в этот пустой номер в отеле, я думал о Натали. Совесть не мучает меня так сильно, как должна бы, но я вдруг подумал: что, если кто-нибудь поступил бы так с тобой? Представив тебя на месте Натали, я почувствовал такую тошноту, что мне едва не пришлось остановиться на обочине. Это было низко, так низко по отношению к ней! Еще одна девушка, Мелисса, тоже привязалась ко мне, но из этого ничего не вышло. Она была надоедливой и крикливой. Я всем рассказал, что у нее проблемы с гигиеной там, внизу… так что все стали доставать ее по этому поводу, а ко мне она больше не липла. Однажды меня арестовали за то, что я напился в общественном месте, и мама так разозлилась, что оставила меня в полиции на всю ночь. Ее терпение кончилось, когда все узнали про историю с Натали. Когда мама сказала, что отправит меня в Америку, я пришел в ярость. Я не хотел оставлять всю свою жизнь там, какой бы мерзкой она ни была, каким бы мерзким ни был я сам. Но когда я избил кого-то в толпе на концерте, мама решила, что с нее хватит. Я подал заявление в Центральный вашингтонский университет и, конечно же, поступил.
Я возненавидел Америку, как только сюда приехал. Я все здесь ненавидел. Меня так бесило, что мне придется видеться с отцом, что я и вовсе вышел из-под контроля: все время пил и тусовался на студенческих вечеринках. Сначала я познакомился со Стеф. Я встретил ее на одной из таких вечеринок, и она свела меня с остальной компанией. Больше всего я сдружился с Нэтом. Дэн и Джейс были настоящими ублюдками, особенно Джейс. Про сестру Дэна я уже рассказывал. После этого я спал с несколькими девчонками, но их было не так много, как рисует твое живое воображение. Я действительно один раз переспал с Молли после того, как мы с тобой поцеловались, но я сделал это лишь потому, что никак не мог выкинуть тебя из головы, Тесс. Я все время думал о тебе. Я надеялся, что это поможет, но ничего не вышло. Ведь это была не ты. С тобой все было бы лучше. Я продолжал уверять себя: вот увижу Тессу еще один раз и тогда пойму, что это лишь глупое увлечение, и только. Похоть, ничего серьезного. Но каждый раз хотел быть с тобой все сильнее и сильнее. Я придумывал, каким способом тебя разозлить, только чтобы услышать, как ты обращаешься ко мне по имени. Я хотел знать, о чем ты так сосредоточенно думаешь на занятиях, когда хмуро смотришь в книгу; я хотел разгладить твою кожу, когда ты морщила лоб; я хотел знать, о чем вы шушукаетесь с Лэндоном; я хотел знать, что ты там пишешь в своем чертовом ежедневнике. Я однажды чуть не забрал его себе – в тот день, когда ты уронила его, а я поднял и отдал тебе. Вряд ли ты помнишь об этом, но тогда на тебе была сиреневая рубашка и ужасная серая юбка, которую ты надевала чуть ли не каждый день.
А после того, как я пришел к тебе в комнату, разбросал все твои лекции и поцеловал тебя, прижав к стене, я понял, что назад пути нет. Я постоянно думал о тебе. Все мои мысли касались только тебя. Сначала я не понимал, в чем дело, – не понимал, почему так помешался на тебе. В тот первый раз, когда ты провела со мной ночь, я понял, действительно ПОНЯЛ, что люблю тебя. Понял, что пойду ради тебя на что угодно. Знаю, сейчас, после всего, что я с тобой сделал, ты подумаешь, что это просто болтовня, но это правда. Я клянусь тебе.
Я вдруг заметил, что стал мечтать. Представляешь, я – и мечтать? О том, как могла бы сложиться наша с тобой жизнь. Я мечтал, что ты будешь сидеть на диване и читать книгу, положив ноги мне на колени. Не знаю почему, но я не мог выкинуть из головы эту картину. Это просто изводило меня – я так хотел быть с тобой, но знал, что ты никогда не будешь чувствовать ко мне того же. Я угрожал всем, кто сидел с тобой на занятиях, угрожал Лэндону ради того, чтобы просто быть рядом с тобой. Я все время повторял себе, что делаю это лишь для того, чтобы выиграть спор. Да, я врал самому себе, потому что не был готов признать правду. Я занимался какой-то безумной хренью, чтобы еще больше усилить свою одержимость. Я отмечал в книгах цитаты, которые напоминали мне о тебе. Знаешь, какую я подчеркнул первой? «Он сошел вниз, избегая подолгу смотреть на нее, как на солнце, но он видел ее, как солнце, и не глядя» [4] .
4
Цитата из романа Льва Толстого «Анна Каренина».
Я понял, что люблю тебя, когда начал выделять эти чертовы цитаты в романе Толстого.
Когда я при всех признался тебе в любви, я говорил искренне – просто был слишком упрямым идиотом, чтобы самому поверить в это, когда ты ушла. В тот день, когда ты сказала, что любишь меня, я впервые почувствовал, что есть надежда – надежда в этой жизни для меня. Надежда для нас. Не знаю, почему я продолжал причинять тебе боль и так с тобой обращаться. Я не стану тратить время на поиски оправдания, потому что у меня его нет. Я полон лишь низких инстинктов и дурных привычек, но я борюсь с ними ради тебя. Я знаю лишь одно: ты делаешь меня счастливым, Тесс. Ты любишь меня, хотя не должна любить, и ты нужна мне. Всегда была нужна и всегда будешь. Когда на прошлой неделе ты ушла, меня это просто убило, я потерялся. Совершенно потерялся в этой жизни без тебя. У меня было свидание. Я не хотел говорить тебе, но не желаю из-за каких-то недомолвок снова тебя потерять. Это даже нельзя назвать свиданием. У нас ничего не было. Я думал поцеловать ее, но остановился. Я не мог целовать ее, не мог целовать никого, кроме тебя. Она оказалась занудой и никак не могла сравниться с тобой. Никто и никогда не сможет с тобой сравниться.
Понимаю, что, возможно, теперь уже слишком поздно, ведь ты знаешь обо всех мерзких поступках, которые я совершил. Я могу лишь молиться, чтобы, прочитав это, ты все так же продолжала любить меня. Но если нет, я пойму. Ты можешь найти кого-то получше. Я никакой не романтик, и не стоит ждать, что я напишу тебе стихи или спою песню.
Меня даже нельзя назвать добрым.
Не могу обещать, что я снова не сделаю тебе больно, но я клянусь, что буду любить тебя до конца своих дней. Я ужасный человек, и я тебя недостоин, но надеюсь, что ты дашь мне шанс, и я сумею завоевать твое доверие. Прошу прощения за всю ту боль, что причинил тебе, и пойму, если ты не сможешь простить меня.
Извини. Не ожидал, что письмо получится таким длинным. Видимо, за свою жизнь я налажал даже больше, чем думал.
Я люблю тебя. И всегда буду любить.
Хардин
Я сижу и изумленно смотрю на письмо, затем дважды перечитываю его. Не знаю, что я ожидала узнать, но уж точно не такое. Как он может считать себя неромантичным? Браслет с подвесками на моем запястье и это прекрасное – пусть и тревожное, но все же прекрасное – письмо доказывают обратное. Он даже процитировал первый абзац письма Дарси к Элизабет.
Теперь, когда Хардин открылся мне, я чувствую, что люблю его еще больше. Он сделал много всего, на что я никогда не пошла бы, он причинил боль стольким людям – но для меня самое главное, что он больше так не поступает. Он часто вел себя отвратительно, но я не могу не замечать, как он пытается показать мне, что меняется – что пытается измениться. Что он любит меня. Не совсем приятно это признавать, но в его нежелании волноваться о ком-то другом, кроме меня, есть своя романтика.
Я все еще смотрю на письмо, когда вдруг раздается стук в дверь спальни. Я сворачиваю бумагу и убираю ее в нижний ящик комода. Я не хочу, чтобы Хардин попытался порвать или выкинуть письмо после того, как я его прочитала.
– Заходи, – говорю я и подхожу к двери.
Он входит, опустив взгляд в пол.
– Ты уже…
– Да… – Я поднимаю его подбородок, чтобы он посмотрел на меня, – обычно он делает так со мной.
Его покрасневшие глаза полны печали.
– Это было глупо… я же знал, что не надо… – начинает он.
– Нет. Вовсе не глупо. – Я убираю руку, но он не отводит взгляд. – Хардин, в этом письме – все то, что я так давно хотела от тебя услышать.
– Прости, что заставил тебя так долго ждать и что не сказал, а написал это… Так было легче. Говорить об этом вслух у меня не очень получается.
Его усталые ярко-зеленые глаза красивы даже с покрасневшими белками.
– Я знаю, что не очень.
– Ты… нам стоит об этом поговорить? Или тебе понадобится еще время, раз ты узнала, какой я на самом деле хреновый человек? – Он хмурится и опять опускает взгляд.
– Ты не такой. Ты был… Ты сделал много всего… много всего ужасного, Хардин. – Он кивает в ответ. Даже несмотря на все его прошлое, я не могу видеть, когда он так злится на самого себя. – Но это не значит, что ты плохой человек. Ты сделал немало ужасных вещей, но ты больше не такой.