Последнее искушение Христа (др. перевод)
Шрифт:
— Ты неверно понял, Манассия, — прервал его другой с кротким овечьим взором. — Не будет ни богатых, ни бедных — мы станем едиными. Это и означает Царствие Небесное.
— Царствие Небесное означает изгнание римлян, — перебил неуклюжий дылда. — Разве может быть Царствие Божие с римлянами?
— Ты ничего не понял из слов учителя, Аарон, — вступил в разговор старик с заячьей губой. — Нет ни израильтян, ни римлян, ни греков, ни халдеев, ни бедуинов. Все мы братья! — и он покачал своей лысой головой.
— Все мы прах! — выкрикнул еще кто-то поблизости. — Вот что я понял — я слышал это собственными ушами. Учитель
— Пророк Исайя сказал: «И останутся у него, как бывает при обивании маслин, две-три ягоды на самой вершине…» Мужайтесь, люди. Мы будем оставшимися. Нам только надо быть поближе к учителю, чтобы он не покинул нас! — это говорил человек с лицом, похожим на закопченный горшок, не спускавший глаз с белой пыльной дороги, ведущей в Вифанию. — Что-то он задерживается сегодня, задерживается. Смотрите, парни! Главное, чтобы он не бросил нас!
— А куда он денется? — спросил старик — заячья губа. — Господь велел ему принять бой в Иерусалиме, здесь он его и примет!
Солнце стояло в зените. От камней мостовой шел пар, воздух дрожал в палящем зное. Увешанный амулетами, появился Иаков-фарисей и принялся расхваливать особые свойства товара: одни амулеты излечивали ветрянку, запоры и кожные болезни, другие изгоняли бесов, самые могущественные и дорогие убивали врагов… При виде нищих губы его искривлялись, и он злобно кудахтал: «Пошли вы к черту!» — плюя трижды перед собой.
Пока бродяги пререкались, каждый по-своему истолковывая слова учителя, к портику подошел высокий старик — пот струился по его лбу, одежда запылилась, но широкое и все еще моложавое лицо его сияло.
— Мелхиседек! — воскликнул обладатель заячьей губы. — Какие вести из Вифании? Ты весь сияешь!
— Ликуйте и радуйтесь, люди! — закричал старец и, зарыдав, принялся обнимать ближайших. — Мертвый был воскрешен — я видел это собственными глазами. Вышел из могилы и пошел! Ему дали напиться — и он пил, дали хлеба — и он ел!
— Что? Кто воскрес? Кто воскрес? — кинулись все к вифанскому старейшине. Подошли даже несколько левитов и фарисеев. Варавва, проходивший мимо и услышавший шум, тоже присоединился к толпе.
Мелхиседек весь лучился от удовольствия, что вокруг него собралась такая толпа и, опершись на посох, начал свой рассказ:
— Лазарь — сын Матфана. Кто-нибудь знает его? Он умер несколько дней тому назад, и мы похоронили его. Прошел день, два, три — мы и позабыли о нем. Вдруг на четвертый день слышу на улице крики. Выхожу на улицу и вижу Иисуса, сына Марии из Назарета, а у его ног распростерлись две сестры Лазаря, целуют ему ноги и оплакивают своего брата. Рвут на себе волосы, воют и кричат: «Если бы ты был рядом с ним, рабби, он бы не умер! Верни его, рабби! Позови его, и он вернется!» Иисус взял их обеих за руки и поднял. И они пошли на кладбище. Мы все побежали за ними и добрались до могилы. Здесь Иисус остановился. Вся кровь бросилась ему в голову, глаза закатились так, что остались видны лишь белки. А потом он как закричит не по-человечески, — мы все перепугались. И тогда, не сходя с места, весь дрожа, он издал еще один крик, дикий и странный, словно с того света. Наверное, так кричат архангелы, когда гневаются… «Лазарь! — закричал он. — Выходи!» И в то же мгновение
— Смилуйся, Господи! Смилуйся, Господи! — закричал народ. — Говори, Мелхиседек, говори!
— Женщины завизжали, мужчины попрятались за камни, а те, кто остался, дрожали как осиновый лист. Надгробие совсем сползло в сторону. Из могилы сначала показались две желтые руки, потом голова в грязи и струпьях разложения, и, наконец, все тело, завернутое в саван. Он высвободил одну ногу, потом другую и вышел. Это был Лазарь! — Старик умолк и вытер широким рукавом струящийся по лицу пот. Люди вокруг него неистовствовали — одни рыдали, другие плясали.
— Ложь! Ложь! — закричал Варавва, поднимая свой волосатый кулак. — Он продался римлянам и все подстроил с Лазарем. Долой предателей!
— Заткнись! — прорычал кто-то за его спиной. — Каким римлянам?
Толпа обернулась и тут же отпрянула. К Варавве с угрожающе занесенным кнутом приближался центурион Руфус. За руку его держала бледная белокурая девочка. Все это время она слушала старого Мелхиседека, и слезы струились из ее больших зеленых глаз. Варавва нырнул в толпу и растворился в ней, за ним кинулся Иаков-фарисей со своими амулетами, догнавший его только за колоннадой. Там, склонившись друг к другу, они разговорились, — бандиту и фарисею оказалось несложно найти общий язык.
— Ты думаешь, это правда? — тревожно спросил первым Варавва.
— Что?
— То, что они говорят, будто Иисус воскресил мертвеца.
— Слушай хорошенько, что я тебе скажу. Я — фарисей, ты — зелот. До сегодняшнего дня я утверждал, что Израиль будет спасен лишь молитвой, постом и священным Законом. Но теперь…
— Что теперь? — вспыхнули глаза Вараввы.
— Теперь, зелот, я начинаю смотреть на мир твоими глазами. Молитвы и поста недостаточно. Здесь в дело должен быть пущен нож. Ты меня понимаешь?
— Это ты мне говоришь? — расхохотался Варавва. — Нет лучшей молитвы, чем нож. Ну, так что?
— Давай с него и начнем.
— С кого? Говори яснее.
— С Лазаря. Прежде всего надо снова отправить его в могилу. Пока люди видят его, они будут говорить: «Он был мертв, а сын Марии воскресил его». И так слава этого лжепророка будет расти… Ты прав, Варавва, он подкуплен римлянами и потому кричит: «Не заботьтесь о царстве земном, думайте о небесном». Пока мы взираем на небеса, римляне будут сидеть у нас на шее. Понимаешь?
— Ну? Ты хочешь, чтобы мы и его убрали, несмотря на то, что он твой брат.
— Он мне не брат, я не имею к нему никакого отношения! — воскликнул фарисей и сделал вид, что собирается рвать на себе одежды. — Я вверяю его тебе.
И, отлепившись от колонны, он снова начал расхваливать свои талисманы — он был доволен разговором с Вараввой.
Толпа нищих у Соломонова портика, отчаявшись увидеть Иисуса, начала расходиться. Старый Мелхиседек купил двух белых голубей, чтобы принести их в жертву и отблагодарить Бога Израиля за то, что Он наконец смилостивился над своим народом и послал ему нового пророка.