Последние похождения Арсена Люпэна. Часть II: Три убийства Арсена Люпэна
Шрифт:
— Так! Это ты, мой бедный Вебер! Тебе досталась эта работенка! Вот кого назначили ответственным за мой побег! Право, тебе не везет! Ах, старина, какой пассаж! Прославившись моим арестом, ты обессмертишь себя моим бегством!
Он посмотрел на второго из присутствующих.
— Ага, господин префект полиции, вы тоже в этом деле? Хороший подарочек для вас, черт возьми? Могу дать единственный совет — оставайтесь за кулисами. Пусть вся слава достанется Веберу. Это его законное право!.. Он ведь молодец, наш милый Вебер!
Машина быстро пробежала вдоль Сены до Булонского леса. У Сен-Клуда переехали мост.
— Отлично! — воскликнул Люпэн. — Едем в Гарш! Я потребовался для того, чтобы восстановить картину смерти барона Альтенгейма. Мы спустимся в подземный ход, и можно будет сказать, что я исчез через второй выход, который знал я один. Боже, как это глупо!
Казалось, он в отчаянии.
— Идиотство последней марки! Мне стыдно, я краснею… Кто нами правит! Какие времена! Но, несчастные, надо было обратиться ко мне. Я сфабриковал бы для вас побег высокой пробы, настоящее маленькое чудо! Это же мое любимое амплуа! Публика завопила бы о чуде и заплясала бы от удовольствия! А вместо этого… Вас заставили, правда, поспешить… Ладно, в конце концов…
Программа оказалась именно такой, какой ее предвидел Люпэн. Они прошли через дом уединения до флигеля Гортензии. Люпэн с обоими сопровождающими спустились вниз и прошли по подземному ходу. В конце его заместитель шефа Сюрте ему сказал:
— Вы свободны.
— Вот оно! — отозвался Люпэн. — Без всяких фокусов! Тысяча благодарностей, мой милый Вебер, прошу прощения, что пришлось побеспокоить. Господин префект, передайте поклон мадам.
Он поднялся по лестнице, которая вела в виллу Глициний, поднял люк и выскочил в подвал.
На его плечо легла тяжелая рука.
Перед ним стоял вчерашний посетитель, накануне сопровождавший кайзера. Четверо молодцов окружили его со всех сторон.
— Ну вот, — воскликнул Люпэн, — это что еще за шутки?! Значит, я все-таки не свободен?
— Да, да, — проворчал немец грубым голосом, — вы свободны… свободны отправиться совершить путешествие с нами, вшестером… Если это вам только подойдет…
Люпэн посмотрел на него, сдерживая безумное желание дать ему оценить силу доброго удара кулаком в нос. Встречавшая его пятерка, однако, выглядела слишком внушительно; ее начальник не питал к нему, очевидно, чрезмерного дружелюбия, и Люпэн подумал, что тот будет только рад, если придется прибегнуть к крайним мерам. В конце концов, какое это имело значение?
И он криво усмехнулся:
— Подойдет ли мне! Да ведь это моя мечта!
Во дворе ждал лимузин. Двое из конвоя сели впереди, двое — на среднее сиденье. Люпэн и иностранец устроились на заднем.
— В путь! — по-немецки воскликнул Люпэн. — Нас ждет замок Вельденц!
Но сидящий рядом предупредил:
— Потише! Эти люди ничего не должны знать. Говорите по-французски, они не поймут. Но к чему нам с вами разговоры?
— Правда, — кивнул Люпэн, — к чему нам разговоры?
Остаток дня и всю ночь они провели в дороге, без всяких происшествий. Два раза заправились горючим в небольших, спящих городках. Немцы по очереди стерегли своего пленника, который, со своей стороны, не открывал глаз до самого рассвета. Ранний завтрак состоялся на постоялом дворе, расположенном на вершине холма, возле которого стоял небольшой дорожный указатель. По нему Люпэн убедился в том, что они находились на одинаковом расстоянии от Люксембурга и Метца. Оттуда поехали по дороге, косо уходившей к северо-востоку, в сторону Трева.
Люпэн обратился к своему спутнику:
— Имею ли я честь разговаривать с графом Вальдемаром, доверенным лицом кайзера, с тем лицом, которое провело обыск в доме Германна III в Дрездене?
«У тебя, мой милый, рожа, которая мне совсем не нравится, — подумал Люпэн. — Рано или поздно, настанет день, когда я на тебе как следует отыграюсь. Ты уродлив, ты жирен, ты массивен, короче — ты не в моем вкусе».
И добавил вслух:
— Господин граф напрасно воздерживается от ответа. В его интересах — прислушаться к моим словам. В минуту, когда мы садились в машину, я заметил автомобиль, который появился на дороге и последовал за нами. Вы не обратили на него внимание?
— Нет. А зачем?
— Право, тогда ни к чему…
— Но все-таки…
— Ну нет… Ничего такого… Простое замечание… Впрочем, мы еще раз впереди, минут на десять езды. И машина у нас, я думаю, на сорок, не меньше, лошадиных сил…
— Шестьдесят, — проронил немец, с беспокойством наблюдавший за ним краем глаза.
— О! Тогда я спокоен!
Они въехали на небольшой пригорок. На самом верху граф высунулся в окно.
— Тысяча чертей! — выругался он.
— Что такое? — спросил Люпэн.
Граф повернулся к нему и с угрозой произнес:
— Берегитесь… Если что-нибудь случится, тем хуже для вас.
— Ого! Ого! Нас, кажется, нагоняют… Но чего вам бояться, дорогой граф? Это, наверно, обыкновенный путешественник… А может быть, к вам спешит подмога…
— Мне не нужна ничья помощь, — проворчал немец.
Он опять высунулся. От второго авто до них оставалось не более двухсот метров.
Он приказал, кивнув в сторону Люпэна:
— Связать его! И, если будет противиться…
И вынул револьвер.
— Зачем мне сопротивляться, мой дорогой тевтон? — ухмыльнулся Люпэн.
И добавил, в то время как ему связывали руки:
— Странно, действительно, видеть, как люди предпринимают ненужные предосторожности, когда не надо. И не принимать их, когда надо. Что может сделать вам это авто! Мои сообщники? Дурацкая мысль!
Не отвечая, немец велел шоферу:
— Направо! Притормози! Пусть обгоняет… Если они затормозят, остановись!
Однако, к его удивлению, нагонявшие удвоили скорость. Их машина вихрем пролетела мимо, подняв тучу пыли. У заднего сиденья открытого авто стоял некто в черном.
Он поднял руку.
Раздались два выстрела.
Прикрывавший собой левую дверцу тучный граф свалился на сиденье.
Прежде чем заняться своим начальником, двое из конвоя набросились на Люпэна и опутали его со всех сторон веревками.
— Болваны! Козлы! — крикнул Люпэн, дрожавший от ярости. — Ну вот, они еще останавливаются! Трижды идиоты, гонитесь за ним!.. Догоняйте! Это человек в черном!.. Убийца!.. Ах, идиоты!
Ему заткнули рот кляпом. Потом занялись графом. Рана не выглядела тяжелой, ее сразу забинтовали. Но граф, возбужденный до крайности, начал бредить.