Последний барьер. Путешествие Суфия
Шрифт:
На этот раз я не впал в депрессию. Присутствие продавца книг говорило о многом, и он казался таким же расстроенным, как и я, оттого что мы не могли попасть внутрь здания. Он всячески извинялся и указал на слово «завтра» в моем турецко-английском словаре. В то же время он показывал, что я должен пойти с ним. Его жесты больше походили на приказ, чем на приглашение, поэтому я послушно следовал за ним, пока он торопливо пробирался по улицам. Мы долго шли под моросящим дождем, пока не добрались до небольшого дома. Приглашая меня следовать за ним, он поднялся на второй этаж. Перед дверью лежала гора обуви, и, сняв свою обувь, он указал на мою. Я сделал то же самое, потом он постучал. Дверь с шумом открылась, и показалось лицо женщины,
Все произошло так быстро, что у меня не было времени подумать, и я даже не очень сильно удивился, увидев в комнате около сорока мужчин, от безусых шестнадцатилетних юношей до стариков, согнутых почти вдвое, возможно, девяноста лет от роду. Продавец книг кивнул, и на диване освободили место для меня. Показывая на людей в комнате, он с улыбкой говорил: «Дервиш, Дервиш», затем его проводили к большому креслу, стоявшему отдельно в конце комнаты. Когда он сел, все остальные в комнате поклонились, дотронувшись лбами до пола. Он начал петь, его голос был странно тонким и носовым. Громкий ответ мужчин в комнате звучал странным контрастом. Я не мог понять слов, которые он пел, но в конце каждой фразы они все отвечали «Ху-Аллах, Ху-Аллах». Вскоре принесли очень большой тамбурин, и некоторые из Дервишей начали делать ритмические хлопки, а их тела раскачивались в такт музыке. Двое мужчин, сидевших с двух сторон от меня, взяли меня за руки. Уже не было времени остановиться и спросить, что происходит. Меня
ввели в ритм, и скоро я обнаружил, что тоже присоединился к ответам. Ритм становился громче и быстрее, и теперь уже все Дервиши держались за руки и раскачивались взад и вперед. Те, кто сидели на стульях и диване, встали на колени на полу, а к игравшему на тамбурине присоединился еще один музыкант с длинной бамбуковой флейтой. Время от времени продавец книг менял ритм, хлопая ладонью по колену, или поднимал высоту ответа, запевая все выше и выше. Через некоторое время он хлопнул ладонью по полу. Немедленно все начали петь «Аллах, Аллах». Молодой человек встал в центре круга. Я изо всех сил старался оставаться в ритме и одновременно наблюдать за происходящим, чем все усложнял для себя. Продавец книг поймал мой взгляд, улыбнулся и подмигнул мне, в то время как мужчина в кругу поклонился ему низким поклоном, почти достав до пола. Он начал вращаться, сначала медленно, с руками, скрещенными на груди. Мало-помалу вращение становилось быстрее; когда молодой человек раскинул руки, ритм ускорился, и удары стали более интенсивными. На мне был тяжелый шерстяной жакет, пот лился с меня градом. Я сидел в очень неудобном положении, мои ноги затекли. Я хотел было остановиться, но мужчины по бокам удерживали меня в ритме наклонов взад и вперед до тех пор, пока я вовсе не утратил ощущения собственного тела. Все, что я мог слышать, это был крик «Аллах» звучавший сквозь меня; все, что я мог видеть, это был свет, распространявшийся повсюду. Кружившийся Дервиш нисколько не терял равновесия, его голова была слегка склонена назад и влево. Его глаза горели. Иногда он издавал громкий крик. Я чувствовал, что в любой момент могу потерять сознание, и не останется ничего, кроме звучания слова и этого яркого света, который продолжал нарастать. Но затем, на самом пике накала, Дервиш совершенно неожиданно прекратил свое вращение. Казалось, что у него совершенно не кружилась голова. Он просто остановился, скрестил руки на груди и отвесил глубокий поклон. Удары тамбурина прекратились, зикр закончился, и мужчины по бокам от меня целовали мне руки. Комната вибрировала от любви и радости, как будто каждый приветствовал ближнего после долгой разлуки.
После этого меня поприветствовал каждый из присутствовавших в комнате, и, пока подавали кофе, молодой человек представился мне.
— Меня зовут Фарид, — сказал он. — Я говорю по-английски и буду рад исполнить роль переводчика для вас и для Шейха.
В комнате вдруг стало тихо, и все стали слушать наш разговор.
— Пожалуйста, передайте ему мою благодарность, — начал я, — за то, что он позволил мне быть здесь со всеми вами.
Шейх торжественно принял мою благодарность, и Фариду не было нужды переводить его ответ. Каждый в комнате улыбался мне с великой добротой.
Я долго не мог сформулировать вопрос, который мне хотелось задать больше всего. Наконец, я сказал: — Пожалуйста, спросите Шейха, не тот ли он Шейх, которого меня послали найти в Стамбуле. И если это он, то почему он не сказал мне тогда об этом? — Вопрос был переведен, и Шейх ответил взрывом хохота. Он наклонился и что-то сказал Фариду.
— Наш Шейх говорит: «Конечно, это я».
— Но почему же вы не сказали мне тогда, что я достиг своей цели, и не позволили мне выразить вам свое почтение?
— В Коране сказано: «Мы будем испытывать их до тех пор, пока не узнаем». Я хотел узнать, была ли то воля Аллаха, что мы встретились или нет. Я знал, что если это было так, то Он снова сведет нас вместе, и был счастлив подождать.
— Но мне сказали, что Шейх работает в мастерской портного, а вы работаете в книжной лавке. Как это?
Шейх улыбнулся еще раз: — Ты должен понять, что я никогда не слышал о человеке, который прислал тебя из Англии, и я никогда не работал в мастерской портного.
Его сведения были не совсем верны, но ты все же нашел меня, и это единственное, что имеет значение.
Каждый раз, когда предложение переводили, все Дервиши наклонялись вперед, так чтобы не пропустить ни единого слова из разговора. В течение следующего часа или около того в комнате царила поразительная атмосфера. Шейх объяснял, что никогда не слышал о Хамиде, и отрицал любое интуитивное знание того, что мы встретимся. Я спросил его, приехал ли он в Конью в этот раз специально, а он ответил мне, что довольно часто приезжает повидаться с друзьями, и что это было единственной причиной.
— Но почему вы шли к площади в то утро? — настаивал я.
— Чтобы посетить Шамси Табриза, по той же причине, что и ты, — ответил он. — Каждый раз, когда появляется возможность, я всегда отправляюсь выразить свое почтение, но впервые за все время я обнаружил, что гробница закрыта.
Я рассказал ему о том, как я ходил туда накануне, и обо всем, что произошло с того момента, пытаясь объяснить как можно проще, почему я искал и каковы были обстоятельства моей жизни, приведшие меня к этому.
— Ты слишком серьезен, — сказал он. — Почему ты так серьезен? Ты считаешь, что у Него нет чувства юмора? Должно быть, Он сейчас весело смеется, видя среди нас англичанина, задающего все эти вопросы, когда Он знал с самого начала, что все это случится.
А теперь скажи мне, ты впервые встречаешься с Дервишами?
Я объяснил, что моей первоначальной целью было узнать, владеют ли Дервиши какими-либо знаниями о це-лительстве, поскольку этот предмет чрезвычайно интересовал меня. Но с тех пор произошло многое другое, и теперь я хотел только познать самого себя и выяснить, какую пользу я могу принести миру.
— А-а, — сказал он. — Если бы ты просто стремился собрать какую-то информацию для себя, то никогда бы не нашел нас, вот почему твой учитель заставил тебя так долго ждать. Без сомнения, он говорил тебе, что знания даются, а не приобретаются, и мы не оказываем теплого приема тем людям, которые приходят, чтобы попытаться взять знания. Больше того, мы уведем их с пути, пошлем их в бессмысленное путешествие, так чтобы они не смогли найти того, что ищут. Такие вещи, как целительство, очень интересны, но мы должны помнить, что Господь превыше всего, а уж за Ним следует все остальное. Дервиши — гордые люди, и, как ты знаешь, их собрания вне закона в этой стране. И тебе позволили прийти сюда только по причине искренности твоих намерений.