Последний барьер. Путешествие Суфия
Шрифт:
Когда я проснулся, было уже темно. Я не заметил, как уснул. Меня охватила паника. Едва проснувшись, я с дрожью стал искать свои часы. Было девять часов вечера. А встретиться мы должны были в семь!
Не переставая думать, я срывал свои вещи с вешалок, заталкивая их в чемодан и чувствуя, что мне было совершенно необходимо попасть в Стамбул немедленно. Мой разум, кажется, зациклился на этом, и когда я подумал о том, что должен остаться еще на один день в Коньи, не осталось никаких сомнений, что я должен ехать в Стамбул.
Портье был удивлен моей поспешностью и только спросил, ужинал ли я.
— Нет, — ответил я. —
Я заплатил по счету в отеле, поймал такси и спустя пятнадцать минут был на автобусной станции. Вбежав в кассу, я потребовал билет до Стамбула.
— Вы хотите ехать немедленно? — спросил кассир.
— Конечно, а когда отходит автобус?
— Сэр, автобус ушел всего пять минут назад. Но будет еще один, потому что было слишком много народу на первый. Поэтому вы можете уехать на следующем, если желаете.
В спешке покинув отель, я просто позволил себе быть там, где оказался, и теперь здесь был дополнительный автобус и место в нем для меня. Очевидно, все так и должно было быть, и не важно, что я не посетил гробницы. Испытав огромное облегчение, я уселся на свое место с ощущением легкости, которого у меня не было уже давно. Я ехал в Стамбул и скоро опять должен был увидеть Хамида. Я был счастлив, что длительная поездка быстро закончилась. Меня даже не беспокоило неудобство автобусного сидения, и я проспал почти всю дорогу.
Мы въехали в пригород Стамбула на рассвете. УЛИЦЫ заполнялись торговцами, предлагавшими свой товар людям, спешащим на работу спозаранку. За прилавками на открытых рынках уже вовсю шла торговля, продавались разнообразные фрукты, свежие овощи, и горячий, только вынутый из печей хлеб. С минаретов разносился ранний утренний призыв к молитве. На этот раз мое прибытие в Стамбул не оказалось пугающим, а было больше похоже на возвращение домой. Я был более счастлив, чем в день начала путешествия. Все казалось мне прекрасным; даже шум, движения, его суета и толчея показались мне привлекательными в то утро. Несмотря на недостаток сна и события прошедшего дня я не чувствовал усталости. Поток энергии, шедший через меня, казалось, касался и других, потому что люди оборачивались и улыбались, выходя из автобуса на станции, а один из пассажиров подарил мне пакет фруктов. День был прекрасным и обещал быть не менее прекрасным и дальше.
Я без труда нашел такси и дал ему адрес кузины Хамида, у которой он собирался остановиться. «Ты должен пересечь пролив на пароме, — сказал он мне тогда, — а затем сесть на автобус, который довезет тебя прямо до двери». Я пытался все это объяснить водителю, но он не говорил ни на английском, ни на французском. Он только улыбался мне, показывая крупные желтые зубы с бесконечными золотыми пломбами, и на огромной скорости летел по улицам. Я продолжал говорить ему, что мне нужно на паром, чтобы пересечь Босфор, а потом сесть на автобус. Весьма нерасчетливо я не спросил его о том, сколько он возьмет с меня. Когда он заехал на один из паромов, я понял, что было уже слишком поздно поворачивать назад, и что он собирается везти меня до самого дома. Сколько же могла стоить такая поездка, думал я, но теперь уже ничего нельзя было поделать; я откинулся назад и попытался перестать волноваться.
Еще через три четверти часа мы прибыли по указанному мной адресу. Счет был совершенно невероятным, я никак не мог заплатить по нему. Я попытался объяснить, что сейчас мне придется зайти в дом, чтобы одолжить немного денег. Таксист злился, а его улыбка превратилась в зловещую гримасу, когда он вцепился в мой чемодан, показывая на мой карман.
— Подождите, подождите, — сказал я. — Не пройдет и минуты, — и показал на дом. В возбуждении от прибытия в Стамбул я забыл, что было еще достаточно рано, и, возможно все еще спали. Не получив ответа на звонок, я попытался стучать в занавешенные окна. Опять никакого ответа. А если никого не было дома! Таксист уже кричал, угрожая мне полицией, а вокруг машины собралась небольшая толпа.
— Друг, друг, — говорил я, показывая на дом, но мне так никто и не открыл.
Из толпы вышел человек и обратился ко мне по-английски: — Таксист говорит, что провез вас через весь Стамбул, и он хочет, чтобы вы заплатили ему.
— Я знаю, — ответил я, — но у меня мало денег, мой друг, что находится там, — и я указал на дом, — поможет мне.
— Таксист говорит, что если вы не заплатите сейчас же,то он позовет полицию.
— Послушайте, я уже слышал это, — пытался объяснить я, — но сначала я дс\жен найти своего друга, и тогда все будет в порядке.
Человек из толпы не выказал никаких чувств; казалось, что он и вовсе не слушал меня: — Таксист говорит, что он не любит американцев.
— Но я не американец, — ответил я. — Я англичанин. Все это было переведено на потеху толпе, которая становилась все больше.
— Таксист говорит, что он не любит и англичан. Он любит немцев.
— Меня вовсе не интересует, кого он любит, а кого нет, — закричал я на него. — Переведите ему, что все будет прекрасно, и что он получит свои деньги немедленно.
При этом я стукнул по двери с такой силой, что задрожали стекла. «Хамид, Хамид» — кричал я. На этот раз дверь открылась, и выглянуло маленькое знакомое личико. Это была девушка.
Ее непричесанные волосы и страдание в глазах привлекли внимание толпы. Когда она вышла на улицу одетая в ту же белую ночную рубашку, которую она носила в Сиде, все крики и разговоры стихли. Таксист перестал размахивать руками, но продолжал крепко держать мой чемодан. Переводчик стоял у меня за спиной с широко открытым ртом. Один за другим, толпа начала расходиться.
— Все в порядке, — сказал я таксисту. — Подождите минутку.
Я пошел за девушкой, которая все еще смотрела на улицу, задумчиво перекладывая моток шерсти из руки в руку.
— Хамид, — позвал я еще раз.
Он вышел из комнаты слева, надевая халат поверх пижамы. Он не выглядел удивленным, но и не поприветствовал меня. Холодность его приема унесла остатки радости, которую я испытывал рано утром. Я объяснил, что случилось, и он ушел в свою комнату, тут же вернувшись, чтобы дать мне двести лир. Затем он пошел за девушкой, которая вышла на улицу. Толпа рассеялась, и таксист уже сидел в своей машине. Несколько детей подошли и скакали вокруг девушки, передразнивая ее медленную походку и безмолвные движения. Она, кажется, не замечала, медленно поднимаясь по улице, утренний ветерок развевал ее ночную рубашку. Хамид вернул ее в дом и спокойно повел вверх по лестнице. Я отдал таксисту двести лир в обмен на свой чемодан, ожидая получить сдачу, но не получил ее. Потом тоже прошел в дом.