Последний бой Лаврентия Берии
Шрифт:
– О каких «натяжках» вы говорите?
– О хронике переворота. Поскольку это не реальная жизнь, а детектив, то я могу себе позволить и совершенно случайное отсутствие Берии дома в тот момент, когда его особняк брали штурмом, и авантюрный вывод из игры его заместителя Богдана Кобулова, и то, что Молотов и Маленков пошли на поводу у Хрущева и начали плясать под его дудку, ограничившись лишь устным сообщением о смерти Берии и не потребовав предъявить его труп. А в реальности и Кобулов, и Маленков с Молотовым вели бы себя так, как они вели, только в одном случае – если Берия был мертв и они об этом знали точно и достоверно.
– Стало быть, возможность ареста Берии на Политбюро вы исключаете полностью?
– Повторюсь: теперь – примерно на девяносто девять процентов. Дело в том, что я буквально только что получила подтверждение того основополагающего факта, о котором до сих пор знала лишь из одного источника, причем источника, к сожалению, наделенного богатой фантазией. Я имею в виду обстрел особняка Берии, который имел место 26 июня 1953 г. около 12 часов дня. До сих пор о нем говорил только Серго Берия. Теперь же у меня есть запись интервью и воспоминания Петра Николаевича Бургасова, бывшего главного санитарного врача СССР, который в то время работал в ведомстве Берии. 26 июня днем он столкнулся на лестнице с Ванниковым и Серго, которые куда-то бежали, а позднее зашел к Ванникову, и тот рассказал ему, как ездил на улицу Качалова, что там видел, и что Берия, скорее всего, убит. Думаю, в этом случае двух свидетельств достаточно. И это полностью опрокидывает общепринятую официальную версию.
– А если Берии все же не было дома?
– Если Берии не было дома, ему доложили о штурме в течение пяти минут, и неужели вы думаете, что после этого он поехал бы на Политбюро? Да никогда в жизни! У него нашлись бы другие, куда более важные дела.
– А если все произошло одновременно? Арест и стрельба на улице Качалова?
– А какой смысл штурмовать пустой дом? Чего там искать и куда так торопиться? Если Берия уже арестован, что мешает обычным порядком снять охрану, приехать с ордером и так далее… Можно даже предположить, как все произошло. Серго вспоминал, что видел разбитые окна отцовского кабинета и след пулеметной очереди на стене. Если прорываться в дом – это будет долго и шумно. Во-первых, Берия сильно не ягненок, так что можно и не прорваться. Во-вторых, за это время приедут лихие ребята из МВД. А теперь представьте себе: во двор врывается бронетранспортер, из дома выскакивает охрана, начинает выяснять отношения. Что в этом случае делает Берия? Да проще простого: подходит к окну – посмотреть, что случилось. И тогда – по окнам из пулемета.
– Не слишком ли просто?
– Для нашего времени – да! Но ведь они все там были фронтовики, с боевым опытом и в этом качестве – мастера простых решений. Да и зачем арестовывать Берию? Живой он создавал слишком много проблем. И самая главная из них – та, что, пока он был жив, продолжала существовать реальная альтернатива новой власти, то есть можно было выбирать между Берией и Хрущевым. Поэтому, чтобы заставить партию и правительство плясать под их дудку, заговорщики должны были поставить всех в безвыходное положение – доказать, что Берия мертв и выбора нет. Иначе все могло окончиться для них очень плохо.
– Как?
– Да хотя бы те же Маленков или Молотов могли обратиться к пленуму. Их вес и авторитет были несравнимы с хрущевскими, любой из них мог сделать так, что Никита Сергеевич шел бы из зала уже в наручниках. И одно то, что их выпустили на трибуну в первый день пленума, говорит совершенно точно: альтернативы не было, бороться не за что, Берия мертв, более того, члены Политбюро видели его мертвым.
– Почему?
– Поверили бы они иначе Хрущеву, как же! Это только в книжке они такие доверчивые…
– А если все они были заодно, как утверждал Хрущев?
– Заодно – с какой стати и во имя чего? Во-первых, ни один из тех, кто оставил воспоминания о том дне, так и не смог выдумать хоть какой-то, самой убогой мотивации этого ареста, даже спустя годы. «Борьба за власть» – это аргумент примерно такого же свойства, что и происки жидомасонов. Борьба за власть существует всегда, а перевороты случаются крайне редко. Отчасти по той простой причине, что кроме заинтересованных политических сил для этого требуется иметь группу конкретных людей, готовых рискнуть жизнью. Какая мотивация этого риска у Хрущева, Булганина, Москаленко, Жукова? А шансы оказаться у стенки для них были, мягко говоря, очень весомыми.
– И какой же вы видите мотив?
– Только один – жизнь! Только для спасения собственной жизни можно выступить против такого сильного правителя, как Берия. Причем это явно какие-то тайные игры, потому что о действительной подоплеке событий все действующие лица молчали насмерть. Даже сверхразговорчивый Хрущев в воспоминаниях так и не обмолвился, что конкретно произошло. Никакой конкретики не было и на пленуме. Так называемое «дело Берии» – настолько убогий фарс, что читать смешно. На вопрос: «За что?» – ответа так и нет. А без причины, просто так менять Берию на Хрущева? С какого перепугу? Не говоря уже о том, что страну жалко. Это во-первых.
Во-вторых, детективный рассказ Хрущева, как Берия готовил переворот и они чуть ли не неделю сговаривались, чтобы его арестовать – это, простите, сериал для домохозяек. Неужели можно поверить, что прямо-таки никто из Политбюро, зная, что готовится, Берию не предупредил? Да если бы Хрущев рассекретил свой замысел перед соратниками, он 26-го числа уже давал бы показания на Лубянке. Тут есть один небольшой нюанс: дело в том, что для членов тогдашнего Политбюро Берия был гораздо больше своим, чем Хрущев.
– Хрущев же раньше пришел в Политбюро!
– Да, раньше, он стал членом Политбюро в сороковом году, а Берия лишь в сорок шестом. Ну и что? Политбюро – это всего лишь одна из тусовок той группы людей, которая управляла государством. У них были и другие тусовки. До конца 30-х годов всем управляло Политбюро, во время войны – ГКО. Тут вообще не надо зацикливаться на названиях. Органы разные, но люди-то одни и те же! Как сказал, по-моему, Микоян: «ГКО – это был кабинет Сталина». Равно как и Президиум Совнаркома, и Политбюро – а потом секретарь оформлял каждое из решений под своим грифом, только и всего.
Значимость каждого из государственных деятелей очень хорошо показала война, когда было не до политических танцев и структура управления государством строилась жестко и однозначно. А в этом случае мы наблюдаем совершенно другой расклад. Берия в войну был членом ГКО, а Хрущев – членом Военного совета фронта. Это не просто разные уровни, это несоизмеримые уровни! После войны Берия был председателем Бюро Совмина, по факту вторым человеком в стране, а Хрущев – первым секретарем сначала на Украине, потом в Москве, то есть региональным руководителем. Максимум, чего он достиг к концу карьеры – должность секретаря ЦК, которая в начале 50-х уже почти ничего не значила. Он до самых последних дней не дотягивал до уровня тех, кто собирался в Политбюро, не говоря уже о личных качествах и личных талантах. И с какого перепугу они стали бы менять Берию на Хрущева? Тем более что характер у Никиты Сергеевича был ничуть не лучше. Причем: если Берия устраивал ругань по делу, то Хрущев по причине попавшей под хвост вожжи.