Последний час надежды
Шрифт:
Что-то он скроит!
Я не сразу решился сказать Ники про своё расщепление. Только когда мы остались с ней вдвоём.
— Нет, ты не в чужом теле, — возразила она. — Просто что-то случилось, в тебе. Ты перестал сидеть на двух стульях.
Она отошла к окну, встала спиной ко мне.
— Я вижу дом, — проговорила Ники, — который рисовала Софи. Ваш с ней дом. Вы живёте там, она ворчит на тебя каждый день, но это игра, тебе нравится слушать её. Она не лезет в твои дела, но всегда рядом, когда ты в затруднении. Я часто приезжаю к вам в гости, и вы оба рады мне…
— Перестань, — попросил я. Мне становилось не по себе.
Она обернулась.
— Но ты живёшь здесь, и часто пьёшь по ночам с мсье Шарлем, когда я утомляю тебя разговорами — он помогает тебе коллекционировать вино и учит варить кофе. Ты никому не признаёшься, что до си пор не можешь выбрать имя для нашего сына, который вскоре появится на свет, и это не даёт тебе покоя.
— Хватит, — произнёс я едва слышно. Она говорила, а я это всё видел, будто вокруг меня шло кино — трёхмерное, яркое, но немое.
— Ты просто признался, что мы обе нужны тебе. И сделал выбор. Все выборы, которые мог. Ты привыкнешь. Хотя к такому нельзя привыкнуть.
— Ники, — реальность, где я жил с Софией, потускнела и временно пропала, растворилась, ушла. Говорить оказалось необычайно трудно. Это только в кино эту фразу говорят по сто раз и без усилий. — Я люблю тебя.
Она улыбнулась, подошла и обняла меня. — Я люблю тебя, Брюс, — услышал я где-то на пороге восприятия.
За окном небо стремительно расчищалось.
Трое, Ле-Тесс, 6 августа 2010 года, 14:25
Я трудился не покладая рук — и впервые сам ощущал себя террористом. Потому что первый вопрос, который я задавал радиологам, звучал так — что нужно использовать, чтобы гарантировать стойкое заражение местности площадью такой-то минимум на два-три месяца, чтобы средний уровень такой-то радиации был… и так далее. Поначалу потратил почти две «невидимых» недели, чтобы самому ответить на этот же вопрос.
Ники говорила о чём-то с комиссаром Лакруа. Тому досталась награда за помощь в преодолении кризиса и я мог созерцать его довольное лицо. Знал бы комиссар, чем занимается глава ювелирной корпорации прямо сейчас, на расстоянии пары метров от него. С ума можно сойти.
— Я ничего не понял, — дождавшись паузы, я прикрыл компьютер и посмотрел в сторону Софии. — То есть я не понимаю, почему я ищу всех этих радио… — София, не глядя, сильно ударила меня локтем в бок. — Специалистов. Я же сам могу всё это узнать.
— Да, можешь, — кивнула она, стремительно набирая текст на экране. Я покосился — так, чтобы ещё не получить по шее — и увидел формулы, формулы, формулы… — А тебе это будет интересно? И знаешь, есть такая вещь…
Она посмотрела на экран, удовлетворённо кивнула, потерев лоб.
— Человек не может обучиться всему. Ты умеешь танцевать в балете? Сможешь сам доказать большую теорему Ферма? Стать кардиохирургом?
От последней мысли меня передёрнуло. Крови не боюсь, но не люблю, тем более — резать людей.
Она кивнула.
— Каждым делом должен заниматься специалист.
— А ты сейчас чем занимаешься? — поинтересовался я, взяв чашку с кофе.
— Получаю премию Бреслау, — ответила она серьёзно.
Я чуть не поперхнулся.
— Ты её можешь получать каждый год без усилий.
— Это жульничество, — она посмотрела на меня сурово. — А я получу её честно.
Ники закончила говорить с комиссаром. Тот приподнял шляпу, улыбнулся Софии и отбыл.
— Я готова, — Ники отряхнула руки. — Можно отправляться хоть сейчас. Брюс, чего такой мрачный?
Я вспоминал свои «игры» на бирже, когда акции конкурентов уверенно шли вниз, а мои — вверх. Все прочие случаи, когда я использовал то, что все остальные и представить не могли, и начинал понимать, почему так возмутилась София и почему меня перестало радовать и вызывать гордость то, что я — самый богатый человек Галлии. Это всё мираж, нечестная игра. Наверное, потомственный видящий меня бы высмеял за такие слова, но мне стало не по себе.
— Осознал, что всё это время я жульничал, — проворчал я, и встал из-за стола. — Погуляю немного.
София и Ники переглянулись и, кивнули, не говоря ни слова. Ни вслух, ни «мысленно».
Я вышел вон из «Венеры» и пошёл по улице. Минуты через три справа, вознесшись над низенькими старинными домами, появился отель «Мажестик». Не особо понимая, почему, я направился в его сторону.
— Не помешаю? — комиссар Лакруа.
— Я прогуливаюсь, комиссар. Немного устал.
— Я тоже прогуливаюсь, мсье Деверо. Кстати, всё время хотел спросить — отчего вы кругом без охраны? Человеку с вашим положением…
Я пожал плечами. Ещё вчера я бы совсем немного напрягся, и возникли бы рядом со мной телохранители. Хоть два, хоть сто. А сейчас…
— Знаете, комиссар, иногда кажется, что я самый обычный человек, как все вокруг. И никакая охрана не нужна.
— Интересно, — он показал сигарету. — Не возражаете?
— Курите, если хочется.
— Думал бросить, но разве с вашей… — он поперхнулся. — С мадемуазель Доминик не бросишь, всегда даёт прикурить.
Мы оба посмеялись.
— Комиссар, — я остановился. — Мне нужно навестить матушку. Пригласить не могу, — он улыбнулся, вновь приподнял шляпу. — Я хотел спросить. Вам никогда не казалось, что вы добиваетесь всего… не вполне честно?
Он вынул сигарету изо рта.
— Что вы имеете в виду? — спокойно смотрит мне в глаза.
— Везение, комиссар. Что всё само плывёт в руки.
— В точку, — он бросил сигарету прямо под ноги и раздавил каблуком. Помедлив, вынул из кармана пачку, смял и бросил в урну. — Вы то же самое про себя думаете?
— Бывает, — согласился я.
— Знаете, — он почесал в затылке. — Много лет назад я заключил пари с мадемуазель Доминик, что мне будет всегда везти, всё такое, если я выполню одно её условие.