Последний довод павших или лепестки жёлтой хризантемы на воде
Шрифт:
„Ещё заставят трупы таскать, а то и вообще помощником при сепуке поставят“, — его аж передёрнуло.
Поозиравшись, он увидел куцый рядок припаркованных у госпиталя автомобилей.
„Это личный транспорт персонала“, — догадался Пашка.
— Давай залезем в какую-нибудь машину.
— А откроем?
Пашка лишь фыркун, направляясь к парковке.
Первым в ряду стоял старенький „Фольксваген-Транспортер“.
— Нешто мы не оккупанты!
И не раздумывая, долбанул прикладом по боковому стеклу — осыпалось лишь наполовину. Засовывая руку в дырку, удивлённо воскликнул:
— Да она открытая стоит! Давай залазь!
Он быстро смахнул с сиденья россыпь калёнки и уселся на место водителя, пристраивая меж сидений оружие и вещмешок.
Дождь наконец разродился приличным ливнем, размываясь сплошной пеленой на лобовом стекле, забрызгивая салон через в дыру поспешного Пашкиного вандализма.
— Вовремя! Чёрт, а заливает, — Пашка оглянулся назад. Изогнувшись, потащил с заднего сиденья оставленную хозяином машины кожаную куртку и, приоткрыв дверь, перекинул её сверху на рамку. Торопливо расправил, так что бы закрыть похрустывающие неровные стеклянные края разбитого стекла. С первого раза закрыть дверь не удалось — сморщенные складки кожи мешали, пришлось хлопать с силой.
— Вот теперь можно отдохнуть, — сбив щелчком со штанин пару кубиков стекла, он задвигал регулировками сиденья, устраиваясь поудобнее, — люблю вот так в тепле, да уюте смотреть и слушать дождь. А знаешь Савомото, я бы чего-нибудь ещё и перекусил. У тебя там батончика шоколадного не завалялось?
— Нет, — вымучено улыбнулся сержант, — есть вот…
Порывшись в ранце, он протянул свёрток.
— Сухой паёк? — С сомнением покосился Пашка. Свой запас продуктов он случайно подмочил при установке мин. Потом осмотрев размокшие сухари, слипшиеся сухофрукты и полированный рис, просто всё выбросил.
— Нет. Это повар завернул. Добавка, — пояснил Савомото.
В свёртке оказалось нечто похожее на скрученные в трубочку тонкие лепёшки с коричневой начинкой.
„На вид не ахти, — откусив, и чуть пожевав, Пашку снова удивился — было вкусно и … привычно, — ну, точно! „Привычно“ — ключевое слово. Понятно, почему тот завтрак из общего котла и эта слоёнка, с виду такие неаппетитные, но вкусные — это привычки тела Мацуды“, его вкусы»!
— Не пойму, что это? — Вопрос с набитым ртом так, без любопытства.
Ответ тоже с ленцой:
— Лепёшка и прессованный лист риса, внутри мисо. Ты как будто в первый раз…, — а потом…. тоже так, за между прочим, — а что такое «бля»?
Хорошо, что Пашка уже доел эту сухомятку и, скрутив колпачок, хлебал воду из фляги. Вся вода так и брызнула изо рта на торпедо.
Не потому что его разоблачили или заподозрили — перегорел, а из-за того как Савомото выговорил букву «л», вот это была отдельная хохма — нечто среднее между «л» и «р».
— Бья, бря, — попытался воспроизвести со смехом Пашка, потом откашлявшись, вдруг резко посерьёзнел, — Савомото-сан, а что ты помнишь из той, прошлой жизни?
— Последнее? Очень хорошо!
Глаза японца словно затянуло поволокой. Отвернувшись, он как будто разглядывал что-то через боковое стекло, затем сглотнув, продолжил:
— Завязли мы в этих проклятых джунглях. Янки сутки молотили и с моря и воздуха, прикрывая своих морпехов. Те, кстати тоже были — чисто водяные бесы. Пленных брали — рожи не бритые, грязные, вшивые, голодные, болели…
Наши двинули на подавление остатки бронетехники и тут же две машины подорвались на минах. Капитан Танака послал троих из моего взвода на разминирование, а янки… хитрецы — насыпали вокруг противопехотных мин.
Танака недолго думая погнал на прочёсывание пленных и человек пять местных. А без толку — все на первом десятке метров полегли.
Савомото надолго замолчал, словно переваривая события тех лет.
— И? — Не утерпел Павел.
— Я пошёл.
— Капитан приказал?
— Сам вызвался, — выдавил из себя сержант, — медленно…, пехотных нашёл с десяток, четыре противотанковых…, а потом всё.
— А дальше…?
— Не знаю. Мрак может быть, и то это от того, что как опять себя…, помнить, нет — понимать стал, вроде бы свет появился. И в башку разного полезло про жизнь — эту, — он провел рукой вокруг себя, — про Хиросиму, выжженный Токио, но больше по оружию американскому беглый экскурс, но что-то и с подробностями, нужное. Запоминалось, честно скажу не очень — я и в школе, с детства слегка тугодум. В смысле долго вникаю, — виновато улыбнулся и тут же оправдался, постучав себя по макушке, — но если сюда чего вбил — засело навсегда.
— А я представь, ничего не помню из прошлой жизни. Даже говорить — с трудом родной язык вспомнил.
— Заметно! Ты и сейчас чего-нибудь ляпнешь…, да и акцент странный….
— Так мы морячки часто ругаемся на разных языках, — заюлил Павел.
— Унтер Такидзи, кстати, заметил, что с тобой что-то не в порядке … просил за тобой приглядывать.
— Вот он докопался….
— Да ладно, он в хорошем смысле….
— Слушай, Савомото-сан, а какого чёрта мы ждём? Сколько времени уже прошло, а машины всё нет, — Пашка решил уйти от щекотливой темы и, хлопнув ладонями по рулю, предложил, — покатаемся?
— А ты справишься? — Засомневался сержант, — как завести…
— Это же американцы — если машина не заперта, значит, ключи под козырьком, — самоуверенно заявил Пашка.
Однако ключей там не было, в бардачке, в других кармашках тоже. Почти случайно куцую связку с брелком Савомото обнаружил между сиденьями.
— Наверно этот любитель немецкой старины спешил и обронил их, потому и машина не заперта.
Стартер легко крутанул, на низких тонах заурчал дизель «кто бы сомневался».
Коробка была не автомат — на это он ещё вначале обратил внимание. Воткнул «первую» и, не примериваясь, добавив чуть больше газу, что б не заглохнуть…, покатились.
— А прогревать не надо? — Проявил вдруг техническую осведомлённость сержант.
— На наш век хватит, — ответил Павел, браво втыкая «вторую», разгоняясь километров до сорока.
Сразу захлопала на ветру прижатая дверью куртка и Павел, досадливо шикая, всунул свободный конец в салон, просыпав очередную порцию кусочков стекла.