Последний довод павших или лепестки жёлтой хризантемы на воде
Шрифт:
Вдруг закряхтел гражданский, для американского военного это было неожиданно, он резко развернулся — из длинного увенчанного глушителем ствола, вырвался короткий огонёк пороховых газов. Звук выстрелов был хоть и приглушён, но в полной тишине было чётко слышно клацанье затвора и цоканье гильз на бетонной крошке.
— Профи! — Прошептал Савомото, — как начнут спускаться остальные, постарайся как можно незаметней и тише поменять позицию, а то накроют нас здесь обеих сразу.
Американец осмотрел убитого, в этот момент стали спускаться остальные бойцы спецподразделения.
Пашка сразу же открыл огонь, стараясь вести его как можно более бегло, часто нажимая на курок, выплёвывая хлопками одну за другой пули, почти не замечая слабой отдачи, лязгающего затвора, сухо звякающих об пол гильз.
Савомото приложил к наискось срезанному бикфордову шнуру спичку и с силой провёл тёркой по серной головке. Вокруг засвистели ответные пули. Спичка сломалась не загоревшись, вполголоса ругаясь, сержант достал другую — снова движение тёркой. Вспышка загоревшейся серы! Пошло! Бикфордов шнур, выплёвывая пламя, тихо шипит, укорачивается, огонёк скользнул за укрытие, стал теряться под пылью и мелким мусором. Савомото, выставив ствол, не высовываясь под швыркающие пули, открыл неприцельную стрельбу. Американцы прекрасно ориентировались по позициям противника, но пули лишь высекали искры и фонтанчики пыли, а гранаты применять они осторожничали — по потолку разбегалась сеть трещин, изредка отрывались куски облицовки, шлёпая на пыльный пол.
Савомото отсчитывал секунды, и уже думал, что где-то произошёл обрыв или потух огненный бегунок.
Кто-то из американских солдат увидел в ИК-прибор приближающуюся светящуюся дорожку, увенчанную яркой головкой, но не успел предупредить товарищей — на некоторую неуловимую долю секунды всё озаряет ослепительная режущая глаза вспышка, взрыв сотрясает воздух подземелья, давит на уши, следуют ещё две вспышки (заряды взорвались не одновременно). Американский огонь захлебнулся, засыпанный обломками и пылью, густое облако докатилось и до Пашки, заставив чихать и отплёвываться. Сверху над головами подозрительно затрещало, вниз сорвалось несколько камней. И вдруг произошёл обвал позади, добавив новой пыли и совершенно лишив видимости. Коротко пальнув в сторону заваленных американских солдат, сержант упёрся фонариком в густую взвесь в поиске пути отхода.
— Ни черта не вижу! — В его голосе засквозило отчаяньем.
— По-моему сквозит. Пыль тянется…, — Пашка на четвереньках сунулся вперёд к чернеющему пятну, — посвети сюда! Рискнём?
— Рискнём!
Сержант нырнул в дыру, Пашка следом, быстро перебирая руками и ногами.
Ход тесный, за шиворот сыпется мусор, бетонная крошка. Впереди сопит Савомото, ему тяжелее, он более коренастый. Сзади слышится возня (кто-то из американских солдат уцелел), долгая очередь — куда бьёт не понятно, к ним не долетело.
Ход длиною метра три-четыре, а кажется, что ему конца и края нет. Пыль забивает носоглотку, по лбу стекает пот, щипает глаза, ботинки сержанта, маячившие перед носом исчезают, вдруг провалившись вниз, вниз съезжает и Пашка. Савомото уже на ногах. Вокруг черно, но пыли поменьше и луч фонаря режет замкнутое пространство белым мельтешением. Слышаться выстрелы — впереди идёт бой, но туннель изгибается, воруя свет и звуки.
— Выбрались! Бегом вперёд, я сейчас! — Орёт Пашка.
Он срывает чеку с гранаты и горизонтально, на уровне бедра броском отправляет её в лаз. Срывается следом за сержантом. Сзади ухнуло, эхо прокатилось по туннелю, добежала взрывная волна обдав пылью. Обернулся, но в темноте ничего не было видно.
Страх нового обвала гонит их вперёд на звуки стрельбы. После мрака вспышки выстрелов ослепляют. Свет врывается в расширенные зрачки, широко разбегаясь по сетчатке глазного яблока.
Пашка едва не споткнувшись, встревает в чьё-то тело, его хватают за горло, слышится английская речь. Отчаянно бьёт зажатым в кулаке кинжалом (точней мечём — этим коротким шин-гунто), слышится хрип, он сам получает чем-то твёрдым в лицо — клацают зубы. Снова вспышки выстрелов, он валится на пол с противником, тыкая остриём, попадая всё время во что-то твёрдое, жирные пальцы скользят по его лицу, пытаясь зацепиться за нос, глаза. Наконец, лезвие находит мякоть, входя по самую рукоятку, взвизгнув, враг изгибается дугой, мелко дрожит, затихает.
— Мацуда, ты где? — Голос сержанта хриплый, он тяжело дышит, постоянно пытаясь скашливать накопившуюся в горле пыль.
— Спички есть? — Пашка оказался придавлен грузным американским солдатом.
— Фонарик! Сейчас!
Слышится сопение, шуршание одежды, щёлкает включатель.
— Чёрт побери! — Оба зажмуриваются, постепенно, сквозь ресницы, впускают белую светодиодную резь в слезящиеся, чешущиеся глаза.
Пашка вспоминает — у него тоже есть (правда не ахти какой) фонарь, и даже фляга воды. Горло просто раздирает от жажды. Он, путаясь в карманах и висящем на поясе снаряжении, пытается найти и то и другое.
— Ты чего, ранен? — Сержант порывается ему помочь. Увидев флягу, выхватывает её, крутнув ладонью крышку, блаженно припадает к горлышку.
— Присосался, оставь мне, — наконец фонарь найден, тычет сержанту прямо в лицо. Из носа у него течёт кровь, размазанная по щеке вместе с грязью. Слабый световоё луч скользит вниз — убитый американец с открытыми глазами, пулемёт, всё вокруг забито отстрелянным гильзами.
— Здесь всё! — Получив свою порцию воды, Пашка уже не смотрит вокруг.
— Пошли! — Сержант хлопает матроса по плечу, пытается узким лучом охватить большее пространство, поднимает за ремень оружие, идёт на приглушённые, редкие выстрелы.
Пашка приподымается и чувствует вдруг, что правая нога прилипла к земле.
— Что за чёрт! — Пятно света выхватывает побелевшую от пыли спортивную туфлю — самый носок слегка надорван, видна крохотная дырочка. Он хочет поднять ногу и не от боли, а только от мысли о ранении в голове у него идут круги.