Последний глоток сказки: жизнь. Часть I и Последний глоток сказки: смерть. Часть II
Шрифт:
— Но она закончена, — вставил Дору робко.
— Уйди, пожалуйста.
И Дору ушел. Граф не глядя протянул руку под стол и достал бутыль, щелкнул по ней ногтем, прислушался к эху и, отложив марионетку в сторону, взял с края стола кубок, чтобы наполнить почти до самых краев. Бутыль снова ушла под стол, а кубок хозяйски расположился в руках графа. Вампир откинулся на спинку кресла и принялся перекатывать ножку кубка между ладонями, не решаясь пригубить жидкости с терпким ароматом сливы и корицы.
— Ах, Мойзес, Мойзес, — покачал головой граф, не решив еще стоит ли
Но все же кубок манил его, словно вместо мутной от корицы жидкости в нем пенилась свежая кровь. Граф пил короткими глотками, не морщась, словно лекарство, которое слишком противно, чтобы растягивать процедуру его поглощения. Вот он уже начал различать дно кубка. Жжение в груди сделалось невыносимым, и граф опустил кубок на дубовую столешницу, да с такой силой, что голова марионетки подпрыгнула, и теперь серые стекляшки глядели на графа с немым укором.
Александр с тяжелым вздохом протянул к кукле руку, осторожно взял за тонкую шею, словно боялся переломить или оторвать крепления, и принялся смазывать макушку клеем. Верхний ящик стола был открыт, и граф начал доставать из него тонкие льняные пряди, одну за другой насаживая на клей и мягко приглаживая вдоль узкого свеженарисованного лица. Волны волос теперь мягко струились по лифу платья на его пышную юбку, прилипая к бусинам, заботливо нашитым на ткань создательницей марионетки. Ему захотелось запустить в волосы ногти, но страх повредить еще не до конца схватившийся клей остановил графа в его желании.
Он положил куклу перед собой и принялся гипнотизировать, точно та могла на манер сказочного полена открыть нарисованный рот и заговорить. Увы, его кукла навсегда останется нема. Однако, марионетка смотрела на него с неимоверной теплотой, словно жалела. Тогда рука графа сама нашла кубок, и последние капли самогона оросили пересохшее горло вампира. Он нагнулся под стол и вытащил бутыль, чтобы вновь наполнить кубок и выпить до последней капли за один глоток.
Увы, на середине граф закашлялся и даже расстегнул верхние пуговицы рубашки, но долго просидеть откинувшись на спинку кресла не смог — кукла манила его к себе. Ему до безумия сильно захотелось оживить ее, заставив исполнить танец — он будет держать ее крепко, не ослабляя ни одной нити.
Граф поднялся из кресла и начал медленно поднимать вагу: ткань платья зашуршала, руки из папье-маше стукнулись друг о друга — кукольная Валентина поднялась, выхваченная светом камина, точно театральным софитом. Кукла повела головой, тряхнув льняными прядями, и заскользила по столу в сторону графа, но тот остановил ее, потянувшись к бесформенному куску черной материи, на котором незаметно затаилась темная вага. Только рука наткнулась на кубок, ка дне которого все еще мутнел буэновский самогон — и агуардьенте действительно была хороша, как и испанская фамилия ее создателя. Граф глянул на пол, чтобы оценить, сколько еще осталось в бутылке: почти ничего. Ужаснулся и ухватился рукой с вагой за край стола, вдруг почувствовав головокружение. Однако тут же выпрямился, едва заслышав легкий стук марионетки, коснувшейся лицом поверхности стола.
Огонь в камине продолжал бесноваться, нещадно окрашивая в кровавый цвет смертельно бледное лицо вампира. Александр заставил себя поднять кубок и осторожно пригубил смиряющее боль пойло, снова не поморщившись. Затем швырнул пустой кубок на пол и вновь потянулся к темной ваге, медленно одергивая фрак на марионетке с его лицом, и только тогда заметил, что нити марионеток переплелись — спутались.
Граф выругался и, бросив обе ваги на стол, потянулся к нитям длинными ногтями. В этот момент хлопнула оконная рама, распахнувшись от ночного ветра. Огонь ухнул и снова завыл, обдав вампира жаром с прежним неистовством. Граф качнул головой, и луна качнулась ему в ответ. Ноги отяжелели, и Александр опустился мимо кресла прямо на пол.
— Четверть второго, — простонал он, бросив беглый взгляд в окно. — Две недели и один день, то есть пятнадцать дней…
Он потряс головой и потянулся к бутыли, в которой на дне еще что-то мутнело, но вдруг она исчезла и на ее месте появилась босая нога, за которую Александр схватился уже по инерции.
— Не говори только, что ты выпил все это один!
Граф даже не вздрогнул, заслышав далекий приглушенный треском камина голос.
— Мне не с кем пить. Я один…
— Пусти мою ногу!
— И не подумаю! Я тебя наконец поймал!
— Мне же больно!
— Мне тоже!
— Зачем ты испортил мою куклу? — донеслось до графа уже сверху, но вампир так и не поднял глаз, продолжая удерживать взгляд на оставшейся в его руках ноге.
— Это уже моя кукла, — ответил он глухо. — И, признаюсь, натуральные волосы смотрятся лучше окрашенных шелковых нитей. Да и сказка моя лучше твоей, потому что в ней будет счастливый конец.
— В моей тоже был счастливый конец, — продолжало доноситься до него сверху.
— Ты продолжаешь путаться в родном языке. Я использовал глагол в настоящем времени, а ты — в прошлом.
— Зачем ты пил, Александр? Ты же не человек!
Льняные волосы скользнули по его рукам и разжали пальцы, но остались на них.
— На счет два ты встаешь!
Он приподнял веки и уставился в горящие серые глаза. Но лишь на мгновение — в другое он уже вырвал руки и сжал тонкие плечи, спрятанные под грубым пиджаком. Не отрываясь от любимых ледяных губ, он срывал его, не заботясь о пуговицах.
— Пусти!
Но он не отпускал. Пиджак упал вниз, и Александр, прервав поцелуй, подтянул к лицу чужой вельвет.
— Мне после самогона снятся странные сны. Настолько реальные, что я даже чувствую запахи и могу осязать, — он освободил руку от старого пиджака и запустил длинные ногти в лен волос, оттягивая их вниз, прядь за прядью. — Я заставлял себя спать дни и ночи напролет все две недели, чтобы хоть один раз увидеть тебя во сне и насладиться счастливой сказкой, но Морфей отказывался ставить нужную киноленту, и наконец сегодня я вспомнил про самогон. И вот, мой сон ожил, и я не хочу от него просыпаться. Не сердись за куклу, но ведь тебе они все равно уже не нужны.