Последний глоток сказки: жизнь. Часть I и Последний глоток сказки: смерть. Часть II
Шрифт:
— А, ты про Питер… Нет, очередное помутнение рассудка! Я не могу ему ничем помочь. Но я согласен танцевать с мачехой на крыше. Тебя, кстати, не приглашают. Тебя наоборот следует убрать из этой схемы.
Эмиль покачал головой, а Дору схватил замок и запустил им в дальние кусты, а цепь велел горбуну закрутить вокруг дуба.
— И черного кота не забудь найти! — крикнул он уже зло и набрал на двери склепа нужный код.
— Что за код?
— День рождение Тины. Она ни в жизни не догадается.
Дору улыбнулся, Эмиль же расхохотался в голос.
Глава 27 "Свадебный
Александр так и не исполнил просьбу Валентины — не станцевал с ней свадебный танец до конца. Не исполнил, потому что графиня забыла, что когда-то пожелала станцевать с ним вальс. Сейчас граф вознамерился во что бы-то ни стало облачить жену в платье невесты и увести в танцевальную залу. Вилье следовало напомнить, как танцевать, до поездки в Петербург, на которую та согласилась простым кивком, и Александр не был уверен, что его вилья вообще поняла, что ей предложили.
— Пойдем танцевать! — бросил он с порога.
Валентина крутилась перед зеркалом в свадебном платье, которому Ива волшебным образом сумела вернуть девственную белизну, и была не рада вторжению в свою башню. Глаза вильи сузились, но на сей раз не от злобы, а от еле сдерживаемого смеха, который выдавали дрожащие губы. Но граф нисколько не смутился: он предполагал, что может не понравиться жене во фраке.
Валентина оставалась босой, и Александр принес ей туфли прямо к зеркалу, но графиня их проигнорировала, зато поднявшись на носочки, потерлась носом о скользко-гладкий подбородок графа. Александр снова не удивился — пятница как- никак. И поспешил нагнуться к ней, чтобы ухватить губами за нос, но удержался на носу лишь на миг, потому что через секунду вилья уже отпрыгнула от него к двери, продолжая все же удерживать его руку в своей. Граф улыбался, чувствуя, как вздрагивает на мертвой груди шелк сорочки от сладостного наслаждения метаморфозой вильи.
В замке было тихо. Дору предложил услуги тапера, но граф сказал, что включит музыку на его телефоне, что и сделал, прежде чем подать супруге руку. Только Валентина не сразу ее заметила, любуясь своими отражениями в многочисленных зеркалах. Граф выждал с минуту и вплотную подступил к обладательнице белого платья.
— Не кусаться! — как-то слишком серьезно выдала Валентина и опустила руку ему на плечо.
Пальцы графа мягко заскользили вниз по ее тонким, чуть ли не прозрачным, рукам. Кожа вильи блестела, будто покрытая тонким слоем льда, и отсвет зажженных свечей бегал по ней, точно болотные огни. И вилья, и платье жаждали танца. Графу даже показалось, что горящие серые глаза устремлены на него с нескрываемым обожанием. Такая мысль привела его в смущение — нет, обожание ему, конечно же, померещилось.
Губы Валентины дрожали, силясь не сложиться в улыбку. Граф видел, что жену снедает нетерпение, и медлил нарочно. Ему нравилась ее напряженная спина, и сам он ощущал под шелком сорочки такие же приятные покалывания. Ему даже захотелось проверить, застегнуты ли все пуговицы, но для этого нужно было отпустить хоть одну руку вильи, а он боялся, что та упорхнет, и даже тяжелый кринолин не удержит ее на земле.
И вот щедро натертый Ивой паркет заскользил под подошвами черных ботинок — граф наконец внял молчаливой мольбе вильи и потянул ее в сторону по яркому квадрату инкрустированного дерева, не дожидаясь нужного такта. Улыбка, вспыхнувшая на темных губах графа, радугой звенящих колокольчиков перекинула воздушный мост к лицу графини, озарив его таким же счастливым светом. Александр вел жену по кругу, осторожно, выверено, самозабвенно, считая каждый ее шаг, словно живое сердце, и даже не заметил, как смолкла музыка. Вознамерившись развернуться к роялю, чтобы включить следующий вальс, граф почувствовал, как хватка вильи тут же усилилась — неужели графиня испугалась, что ее муж сбежит?
— На эту ночь ты мой! — капризно сказала она, оттаскивая графа от рояля в темный, не выхваченный свечами, угол танцевальной залы.
— Я — твой на вечные времена.
Руки Александра твердо легли на затянутую шнуровкой белоснежную талию.
— Ты уже давал подобное обещание Брине, — на этот раз серьезно произнесла Валентина.
Однако не сделала никакой попытки освободиться от жесткого плена, в который поймали ее руки вампира.
— Это было при жизни, но ничто не вечно под солнцем. Я повторяю его под луной и готов скрепить свое обещание…
— Ты ведь обещал не кусаться! — вдруг дернулась от него вилья с такой силой, что граф на мгновения выпустил ее, но тут же, как хищник, бросился следом, чуть не сбив с ног, и схватил на этот раз уже за локти, а не за талию.
— Ты до сих пор веришь обещаниям вампира?
Его голос стал низким и глухим, а глаза все ближе и ближе притягивали серый взгляд, пока носы не соприкоснулись, не позволяя встретиться губам.
— Ты ужасно непоследователен, Александр! Клянешься в вечной любви и тут же говоришь, что все твои слова — ложь. Чему я должна верить? Первому или второму?
— Себе, — мягко улыбнулся граф, медленно очерчивая на ее носу круг кончиком своего носа. — Верь себе и тому, что ты чувствуешь…
— Я чувствую безумное желание полететь… Ай…
Со сдавленным криком вилья тотчас пала к ногам графа, придавленная его рукой так, что ей даже пришлось упереться носом в расшитые жемчугом складки юбки.
— Прости, — граф тут же подхватил ее под руки и поднял на вытянутых руках к потолку. — Я непроизвольно, не подумал… Просто испугался твоих слов. Прости меня… Я не желал сделать тебе больно.
— Опусти меня на пол. Я сама могу полететь!
И только граф разжал руки, как вилья сразу метнулась к окну, но на подоконнике замерла, как вкопанная, ухватившись за портьеры.
— Какое мутное стекло, — прошептала она задумчиво. — Смотришь в него, и будто дождь идет… Или сам плачешь… Мне показалось или не везде в замке дутое стекло?
— Не везде, здесь совсем старое, — Александр уже стоял за спиной жены, но пока не решался сомкнуть руки на ее талии, чтобы снять с подоконника. — Я люблю дождь.
— Я тоже… Только его давно не было…
— В Петербурге будет дождь. Обязательно будет дождь.
Валентина, будто почувствовав близкий плен, распахнула настежь окно. Стекла звякнули, но выдержали неистовый напор вильи, которая продолжала касаться босыми ногами подоконника, но не выпустила из рук створки окна и потому парила над землей, будто надутый ветром парус. Граф ринулся было за ней, но побоялся схватить, памятуя последствия последнего падения.
— Тина, будь осторожна, — едва слышно попросил он, протягивая руку, чтобы коснуться кринолина под задравшейся сеткой ее нижней юбки.