Последний глоток сказки: жизнь. Часть I и Последний глоток сказки: смерть. Часть II
Шрифт:
— Пропусти меня, — Валентина говорила тихо, сквозь зубы, не стремясь, впрочем, сократить расстояние. — Ты что, тоже считаешь меня идиоткой?
— Вовсе нет, помилуйте меня, — продолжала улыбаться служанка. — Если уж кого и считать идиотами…
— Ему мало того, что он отобрал у меня крылья, теперь он решил замуровать меня в замке! Мне не нужен сад в комнате. У меня есть сад…
И Валентина обреченно махнула рукой в сторону заколоченных окон коридора.
— Это вальдорфский сад. Они делают дерево! И это идея Эмиля…
— Прости, дорогая, но я лучше тебя разбираюсь в декорациях, — голос Валентины резко перешел на шепот. — В отличие от профессора Макгилла, я прекрасно
Валентина осеклась, вслушиваясь в странный хруст и грохот. Только в этот раз спокойствие не покинуло ее, и даже плечи не вздрогнули.
— Для них дерево — это дерево, — изрекла Ива так же печально, как и раздосадованная графиня. — Впрочем, они выкопали не самое большое… Но странно, зачем они стену в третью комнату проломили…
— Может, для пруда? — без всякого уже сарказма спросила Валентина. — Я не соглашусь на дерево без пруда, и граф это знает.
Ива пожала в ответ плечами и прислушалась. В коридоре уже стояла тишина, что пугало намного больше повизгивания гвоздей. Служанка так и не смогла решить, с кем ей безопаснее находиться: с теми, кто приколотил в пустой комнате к полу живое дерево, или же с той, которая стала подумывать о пруде под этим деревом. И заодно Ива успела позавидовать графу Заполье, который в это время спокойно прогуливался во дворе с дочерью. Хозяин, этим все сказано… Впрочем, возможно, ему тоже неспокойно от активности приемного и родного сына. Быть может, у них так проявляется братская ревность? Было бы интересно спросить мнение самого графа.
Такие мысли подстегнули Иву, и, не прощаясь с графиней, вампирша ринулась к лестнице, с которой спорхнула, перескакивая аж через пять ступенек. Позабыв про туфли, босыми ногами, она летела по присыпанным песком дорожкам кладбища, проклиная мужскую дурость: не нашел лучшего места для прогулки с младенцем!
— Не смотри на меня так, Ива! — граф сидел на треснувшей от времени надгробной плите кого-то из родственников первой жены и едва слышно стучал по ней кулаком. — Я не могу остановиться считать удары ее сердца. Это наваждение. Уже пальцы болят, — он улыбнулся так виновато и по-доброму, что Ива даже прикусила губу накладными зубами, которые единственные выбивались из ее скромного наряда прошлых веков. — Это самое тихое место. Она спит. Она спит все ночи. Так странно… Я пытался будить ее, чтобы она перепутала ночь со днем, но бесполезно. Хотя забавно, Эмиль вычитал где-то, что рожденные ночью дети наоборот долгое время бодрствуют ночью, она же нет… Я почти не вижу ее открытых глаз. Интересно, она так и не научится не спать ночью?
Ива вновь пожала плечами, потому что, как и в коридоре, не знала ответа. За два месяца, прошедших с ее возвращения в замок, она все никак не могла привыкнуть к такому тону и таким разговорам графа Заполье.
— Графиня желает бассейн, — выпалила служанка, даже не поняв, зачем сообщает хозяину такую дурь.
По лицу Александра скользнула тень улыбки, но граф быстро спрятал ее от служанки, опустив глаза на дочь, спящую в перекинутом через плечо слинге.
— Садись, — и заметив, что Ива собралась упасть прямо на кладбищенскую дорожку, постучал по могильной плите. — Все равно шепотом говорить надо. И, думается, в замок мы не скоро вернемся. Нет, профессор не остановится в проверках своих подозрений!
— Каких? — спросила совсем шепотом Ива, осторожно опустившись на самый край плиты, чтобы ненароком не коснуться ноги хозяина.
— Он не делится ими, а я боюсь спрашивать.
— А…
Но Ива не успела задать вопрос, потому что граф, точно в ужасе, затряс головой.
— Вообще, последнее время мне стало казаться, что сумасшествие заразно. Дору стал совсем невменяемым. Я, конечно, не так чтобы шибко расстроен поломанными перегородками, но… Профессорское сумасшествие действительно заразно, и я не устоял перед созданием собственной гипотезы. Я подумал, что если привезу Валентину в Петербург и запущу с сыном на крышу, где она впервые почувствовала силу вильи, то вилья сможет почувствовать силу живой девушки.
Ива открыла было рот, но тут же закрыла.
— Нет. Оживить ее я, конечно же, не сумею, но могу попытаться излечить от мучительной тяги к свободе. Серджиу говорит, что она днем ищет свою рубаху, и я даже знаю, кто направляет ее на поиски… Брина. Я уже не знаю, что придумать в следующий раз… Я даже запустил в замок волков, которых моя жена смертельно боится. Я не могу, понимаешь? Не могу всю вечность воевать с ней.
— Погодите, граф, да куда ж она денется от ребенка? Вы бы видели, как она смотрит на дочь, когда держит ее на руках! Как поет ей, какие сказки рассказывает, даже когда та спокойно спит на ее руках… Поверьте, ребенок — самое лучшее средство удержать женщину. Я, я даже завидую ей… И порой обманываю себя, когда беру вашу дочь на руки, вы уж простите мне такую шалость…
— Ничего… На всех нас хватит одного ребенка. Поверь, это сейчас она спокойно спит у меня на руках, а потом будет разносить замок на манер своей матери, и если подключит к этому своих братьев… — Александр тихо рассмеялся. — Господи ты ж боже мой, все при деле! Такой живой активности в нашем замке не было даже при жизни. Безделье — самый страшный грех, и хоть его мы больше не совершаем. Скоро вообще у нас белые крылышки вырастут, ты так не думаешь?
Ива поспешила просто пожать плечами, стараясь перестать слушать поток графского сознания, уже в тысячный раз пожалев, что спустилась на кладбище. К тому же, голос хозяина действовал усыпляюще, и Ива, не успела поднять к лицу руку, когда зевнула.
— Рассвет? — граф взглянул на светлеющее небо. — Вот и еще одна ночь пробежала. Никогда еще ночи не были такими короткими. Может, это и есть счастье?
— Так вы счастливы? — Ива еле выдавила из себя подобный вопрос.
— А… — граф тянул с ответом, словно лишь сейчас задумался над ним. — Я забыл, что на самом деле является счастьем. Но ведь недаром люди говорят, что счастливые не наблюдают часов — моя вечность стала лететь со скоростью смерча… Ты уже устала, не смею тебя больше задерживать. Да еще… Попроси графиню дождаться меня с ребенком и кикуда не убегать. И предложи Дору перебрать гречку для нового матрасика для… Ива, да что же это такое! Мы за два месяца так и не нашли минуты, чтобы дать дочери имя. Пожалуйста, гони всех поганой метлой оттуда… Я теперь даже не знаю, как назвать то, во что они превратили весь этаж.
— Райский сад, — вдруг ляпнула Ива и прикусила язык так сильно, что почувствовала горечь собственной крови.
— О, да… Только бы в меня не швырнули яблоком и не выгнали оттуда.
— Они не яблоню выкопали, — тут же через боль вставила Ива, но граф лишь махнул рукой и вскочил на ноги, почувствовав шевеление ребенка.
Он пошел меж крестов, мягко обходя их, словно вел кого-то в танце. Ива вновь пожала плечами и поплелась обратно в замок, теперь уже чувствуя песчинки каждой мертвой клеточкой своих стоп. В замке было тихо и безлюдно, что заставило служанку вздрогнуть и взлететь по лестнице, словно на крыльях. Она вбежала в комнату и замерла. Там, где на дереве обязана была висеть люлька, были привязаны качели, и графиня, крепко держась руками за веревки, елозила на дощечке, стараясь устроиться поудобнее.