Последний король венгров. В расцвете рыцарства. Спутанный моток
Шрифт:
— Это совсем невинное любопытство, — с жаром сказала Элис. — С бедной Урсулой чрезвычайно дурно обращаются.
— Дурно обращаются! — воскликнула её светлость.
— Конечно! Она — невеста герцога Уэссекского, — с негодованием продолжала девушка, — а ей никогда не позволяют видеть его. Как только его светлость должен явиться к королеве, её величестве изволит говорить: «Леди Урсула, вы можете удалиться, вы мне не нужны».
Приняв надменный вид и высокомерно поджав губы, хорошенькая леди Элис Рэнфорд вдруг стала похожа
— Фи, как не стыдно, дитя моё! — сурово сказала герцогиня. — Передразнивать её величество!
— Элис говорит правду, — вмешалась Барбара, — всё делается для того, чтобы помешать встрече Урсулы с его светлостью, а мы играем роль козлов отпущения в этой глупой интриге.
— Барбара, я запрещаю вам так говорить.
— Я ведь не говорю ничего непочтительного, но это для всякого очевидно. Зачем в такой чудный день нас держат в этой мрачной комнате, когда во дворце кардинал и все иностранные послы? Отчего нам не позволено присутствовать на турнирах? Отчего? — И Барбара с нетерпением топнула маленькой ножкой.
Герцогиня была поражена таким взрывом гнева.
— Оттого, что её величество так приказала, дитя, — сказала она, стараясь успокоить девушек. — Её величеству не всегда нужны все её фрейлины.
— Это ровно ничего не значит, — возразила Барбара, — и ваша светлость слишком умны, чтобы верить этому.
— Вы глупое дитя и...
— Значит, все мы глупы, потому что все мы это видим. Чтобы Урсула не встречалась с герцогом Уэссекским, её всегда удаляют, и для приличия некоторые из нас должны разделять её участь.
— И нет ничего удивительного, что Урсула желает видеть человека, за которого она должна выйти замуж, если не хочет идти в монастырь, — храбро докончила Элис.
Её светлость не знала, что сказать. Она была слишком умна, чтобы не видеть интриг, на которые намекали девушки, но скорей умерла бы, чем призналась, что её королева неправа. Обстоятельства избавили её от необходимости отвечать: до её слуха донёсся весёлый молодой смех, и почти в ту же минуту в комнату вбежала виновница предыдущего разговора; белокурые волосы красиво вились у неё по плечам, глаза сияли радостью; в высоко поднятой руке она держала листок бумаги, бывший, по-видимому, причиной её весёлости.
Герцогиня нахмурилась, как сумела, а Элис и Барбара, хотя и старались сохранить серьёзный вид, но явно каждую минуту готовы были присоединиться к весёлому смеху Урсулы. Между тем девушка с шаловливостью балованного ребёнка, подбоченясь, подбежала к герцогине и уселась на ручку её кресла.
— Ваша светлость, я умру от смеха, если не прочту вам этого! — весело воскликнула она, едва переводя дух.
— Дитя, дитя, — стала увещевать её герцогиня, стараясь сохранить серьёзность, — неприлично так громко смеяться. И как вы раскраснелись! Что случилось?
— Что случилось, дорогая светлость? Слушайте! Это — стихи! — И, разгладив
— Леди Урсула, это неприлично, — произнесла герцогиня, с величайшим трудом сохраняя серьёзность. — Откуда вы получили эти стихи?
— Тише! — шепнула Урсула, обнимая её. — Скажу вам на ушко: я нашла их, дорогая герцогинюшка, рядом с моими чулками... когда вышла из ванны.
— Какой ужас!
— А теперь, милая, чудная, дорогая герцогинюшка, скажите, как вы думаете, кто написал эти стихи и кто положил их возле моих чулок?
Герцогиня не могла произнести ни слова, отчасти от неподдельного ужаса, отчасти потому, что к её полному старческому лицу крепко-накрепко прижалось юное, свежее личико.
— Граф Норфолкский не умеет писать стихов, — задумчиво проговорила Урсула, не сознавая всего неприличия своего поступка. — Лорд Оверклиф не догадался бы, где найти мои чулки....
— Какое тщеславие! Неужели вы думаете, что такие важные джентльмены могут писать стихи такому подростку, как вы? — со вздохом сказала герцогиня; но, вопреки тому, что она говорила, её ласковые глаза с гордостью остановились на изящной фигурке, приютившейся возле неё.
— Разумеется, могут написать, — решила Урсула, — только не такие чудные стихи... Остаются ещё лорд Эверингем, маркиз Таунтон, — продолжала она перебирать придворных кавалеров.
— Его светлость герцог Уэссекский, — лукаво подсказала Элис, не обращая внимания на предостерегающие взгляды герцогини.
— Ах, нет, — вздохнула Урсула, — ведь ему ни разу не позволили меня видеть.
— Урсула! — слабо запротестовала её светлость, но девушка не сдавалась.
— И всё-таки он увидит меня — сегодня, до наступления сумерек, — воскликнула она. — Что вы все так на меня смотрите?
— Ваше поведение, дитя, до крайности неприлично, — сказала герцогиня.
— Не сердитесь, дорогая, — заискивающим тоном начала Урсула. — Смотрите, ваш чепец совсем съехал набок... Вот, теперь всё в порядке, и на ваших полненьких щёчках опять появились милые ямочки... Вы не рассердитесь на меня?
— Смотря по тому, что вы сделали.
— Ш-ш... Это — огромный секрет! Барбара, Элис, подойдите поближе! Королева влюблена в моего будущего мужа.
С герцогиней чуть не сделался обморок.
— Урсула! — прошептала она.
— Это-то не секрет, — невозмутимо продолжала Урсула, — об этом говорит весь город, а при дворе все знают, что королева не позволяет ему видеть меня из боязни, чтобы он не влюбился в меня. А кардинал бесится, так как хочет, чтобы её величество вышла за Филиппа Испанского.