Последний король венгров. В расцвете рыцарства. Спутанный моток
Шрифт:
Его проницательный взор ни на минуту не отрывался от гордого лица герцога. Кардинал прекрасно сознавал, что своими словами доводил своего собеседника почти до исступления, однако его звание и возраст до некоторой степени гарантировали его от ссоры с человеком, обладавшим такой физической силой, как герцог Уэссекский; да он и не боялся за свою личную безопасность, так как при всех его слабостях трусость не принадлежала к числу его недостатков. До этой минуты он, по-видимому, не вполне уяснял себе, что герцог потерпел поражение. Добровольно вычеркнув из своей жизни всякие нежные чувства, он не мог понять, как быстро может вспыхнуть в сердце человека сильная,
Теперь борьба становилась вдвойне интересной. Герцог, по уши влюблённый в Урсулу, очевидно, никогда не увлечётся другой женщиной. Если же задуманная кардиналом и маркизом де Суаресом интрига приведёт к желанному результату, то герцог не только будет разлучён с любимой женщиной, как того требовал поставленный королевой ультиматум, но, вероятно, отправится переживать скорбь и разочарование в одно из своих отдалённых поместий, подальше от двора и политической борьбы. Да, случай действительно благоприятствовал послам испанского короля. Но умный кардинал понял, что с его стороны теперь уже сказано довольно, а погруженный в горькие размышления герцог, по-видимому, совершенно забыл о его присутствии. Воспользовавшись этим, его преосвященство тихо выскользнул из комнаты.
Стук затворившейся за ним двери пробудил герцога Уэссекского от оцепенения. В огромном зале царил полумрак; восковые свечи распространяли вокруг себя слабый свет; в отдалённых углах колебались странные тени, словно издевавшиеся над ним. Ему жутко было взглянуть на лестницу, на ступенях которой так недавно стояла она, улыбаясь ему, пока не исчезла из его глаз, чтобы броситься в объятья маркиза де Суареса.
«Прочие обеты и другие любовники, — вспоминались герцогу слова кардинала, в то время как он старался отогнать мучившие его видения. — Значит, моя чудная Фанни вовсе не моя; она принадлежит испанцу... или кому-нибудь другому? Не всё ли это равно?.. Не благородная и верная девушка, а развратная дрянь, о которой иностранцы говорят с гадкой усмешкой и презрительным пожиманием плеч».
— Гарри Плантагенет, — сказал он вслух, когда верная собака, словно чуя горе своего господина, ласково лизнула ему руку, — его светлость герцог Уэссекский одурачен женщиной. Пойдём, старина! Кажется, ты — единственная честная личность при этом дворе, отравленном ядом. Обещаю тебе, что мы недолго здесь останемся. Я жажду чистого воздуха наших девонширских полей. Пойдём, пора спать, довольно мечтать, старина! Что угодно, только, ради Бога, не мечтать!
XVI
Когда Урсуле удалось ускользнуть из комнаты, где она была заперта под надзором двух женщин, она вернулась в зал в смутной надежде увидеть герцога Уэссекского, но его там не было. Дверь потайной комнаты была отперта. Взяв свечу, Урсула осмотрела маленькую комнатку и убедилась, что она была пуста. От быстрого движения девушки свеча погасла, неожиданно погрузив всё окружающее в совершенную темноту. Для натянутых нервов Урсулы этого было достаточно, чтобы маленькая комната показалась ей зияющей могилой. Она ни за что не вернулась бы теперь к себе, зная, что не найдёт там желанного покоя. Хотя потайная комната и была пуста, но напоминала о нём. Урсула присела на тот самый стул, на котором сидел герцог Уэссекский, слушая доносившиеся из зала разговоры, и задумалась о любимом человеке.
Герцог не узнал, что она возвращалась в зал. После ухода кардинала он немного подождал, не сознавая, что надеется увидеть Урсулу, и ушёл на свою половину лишь тогда, когда во дворце прекратилось всякое движение и часы на главной башне пробили двенадцать.
Войдя в большую приёмную, он был неприятно поражён, увидев у отдалённого окна маркиза де Суареса. Свечи были потушены, но в огромные открытые окна широким потоком лился лунный свет. Отсюда открывался чудный вид на сады и террасы Гемптон-коурта, а также на залитую серебристым светом реку. Герцог остановился у двери и устремил взор на эту картину, живо напомнившую ему сегодняшнюю идиллию. По странному стечению обстоятельств дон Мигуэль стоял как раз между ним и этой картиной. При входе герцога он не двинулся с места, по-видимому, погруженный в размышления.
«Вот стоит человек, ещё до меня глядевший в глаза Урсулы, — думал герцог. — Я охотно убил бы этого негодяя, потому что он оказался привлекательнее меня... или потому...»
Он постарался не думать об этом, чувствуя, что мысли у него мешаются. Им овладело дикое желание схватить красавчика испанца за горло, заставить его выстрадать хоть одну тысячную часть того, что мучительно терзало его самого в течение последнего часа. Решительными шагами герцог прошёл через приёмную и отворил дверь в свою комнату.
— Гарри, — подозвал он собаку, — ступай, подожди меня здесь. Ты мне теперь не нужен.
Собака только помахивала хвостом, прибегая к знакомым уловкам, чтобы выпросить у своего хозяина позволение остаться; но герцог был неумолим.
Когда дверь захлопнулась за преданным животным и герцог обернулся, дон Мигуэль издал восклицание, в котором удивление смешивалось со скрытой досадой:
— Ах, ваша светлость! В такой поздний час вы ещё на ногах?
— К вашим услугам, маркиз, — холодно ответил герцог. — Его преосвященство у себя? Чем могу служить вам?
— Нет, ваша светлость, благодарю вас, — в смущении пробормотал молодой испанец. — Признаюсь, я не ожидал видеть вас здесь.
— Кого же вы надеялись увидеть?
— Вы, кажется, говорили, ваша светлость, что негоже задавать нескромные вопросы, а этот...
— Был нескромен?
— О! — умоляющим тоном произнёс испанец.
— Значит, вы ожидали даму?
— Ваша светлость имеет что-нибудь против? — с плохо скрытым сарказмом спросил дон Мигу эль.
— Ровно ничего! — ответил герцог Уэссекский, чувствуя, что теряет самообладание. — Я не сторож вам, но думаю, что гостю вашего звания не подобает заниматься низменными любовными похождениями под кровлей английской королевы.
— Почему вы называете их низменными? — возразил дон Мигуэль, к которому возвращалось спокойствие по мере того, как герцог всё более горячился. — Вы, милорд, лучше всех должны знать, что здесь, при дворе, мы ищем удовольствий и именно там, где легче всего найти их.
— Ну, ища удовольствий, можно потерять честь.
— Ваша светлость очень строго судит.
— Если мои слова оскорбляют вас, сэр, то я к вашим услугам.
— Это — вызов?
— Как вам будет угодно.
— Но, ваша светлость...