Последний легион

Манфреди Валерио Массимо

— Похоже, ты его очень любишь, — заметил Аврелий. Мальчик улыбнулся, припомнив кое-какие подробности прошлой жизни.

— Он иногда совсем как сумасшедший. Но — да, он мне дороже всех в мире.

Аврелий промолчал. И снова пустил коня чуть быстрее, чтобы не слишком отставать от понтонов, уносивших его друзей вниз по реке.

К тому же ему совсем не хотелось создавать преимущества для преследователей; легионер не сомневался, что варвары постараются так или иначе перебраться через реку и пустятся в погоню.

Но пока перед ними лежала легкая дорога; вокруг поднимались каменистые вершины, уже окрашенные пурпуром солнца, опускавшегося к горизонту.

Небольшие горные озера, удивительно прозрачные, сверкали, как зеркала, отражая зелень хвойных лесом, ослепительную белизну снега и глубокую, насыщенную синеву неба над горами. Ромул, завороженный всей этой красотой, затаив дыхание, всматривался в меняющийся пейзаж, наблюдая за игрой света…

Аврелий снова дал Юбе передохнуть и пройтись неторопливым шагом.

— Я никогда не видел ничего подобного! — сказал Ромул. — Чьи это земли?

— Когда-то эти края принадлежали одному из кельтских народов, решившихся бросить вызов великому Цезарю. Гельветы. Ты слышал о них?

— О, я знаю эту историю! — откликнулся Ромул. — Я несколько раз читал «De Bello Gallico». Но почему они решили покинуть эти прекрасные места?

— Люди никогда не бывают довольны тем, что имеют, — улыбнулся Аврелий. — Особенно мужчины. Мы обречены вечно искать новые земли, открывать новые горизонты, жаждать богатства. И точно так же, как отдельный человек хочет властвовать над другими, и быть богаче других, или храбрее, или мудрее, — точно так же и народы стремятся к подобному. С одной стороны, это приводит к непрерывному развитию науки, торговли и прочих занятий, но с другой — ведет к конфликтам, зачастую кровавым. И все это требует огромных усилий, вот только, боюсь, нередко они ни к чему не приводят, а потом нам приходится дорого платить за то, чего мы все же сумели достичь. И, в конце концов, потери оказываются куда больше выигрышей. Вот так и гельветы… у них были вот эти горы, но, возможно, им хотелось владеть еще и обширными, плодородными равнинами. А может быть, их просто стало слишком много, и узкие горные долины уже не в силах были прокормить весь народ. И они вообразили, что, поселившись на равнине, могут стать более сильными и многочисленными, а значит — и более могущественными. Но в результате просто исчезли с лица земли.

— А как насчет тебя, Аврелий? — спросил Ромул. — Чего бы ты хотел для себя? К чему ты стремишься?

— Я хочу… мира и покоя.

— Мира! Просто поверить не могу: ты же воин, самый сильный и храбрый из всех, кого я видел!

— Я не воин, я солдат, а это совсем другое дело. Я сражаюсь только тогда, когда это необходимо, когда нужно защищать то, во что я верю. Никто, кроме солдат, не знает по-настоящему, насколько ужасна война. Знаешь, чего бы мне на самом деле хотелось? Поселиться в каком-нибудь спокойном, тихом местечке, и возделывать поля, и растить скот… Я бы хотел спать по ночам спокойно, не ожидая каждое мгновение, что мне вот-вот придется вскочить и схватиться за меч… Я бы хотел просыпаться от крика петуха, а не от клича боевой трубы. Но чего бы мне хотелось больше всего, так это мира в душе, которого никогда у меня не было. Наверное, этого трудно достичь, а? Даже невозможно. Мы живем в мире, где никто уже не может быть в чем-то уверен.

Солнце уже садилось за горизонт, бросая последние розовые лучи на величественные вершины, венчавшие огромный горный хребет. Аврелию не хотелось терять единственное звено, связывавшее его с товарищами, — и потому он держался как можно ближе к реке; но в то же время он боялся быть замеченным людьми Вульфилы, они ведь могли находиться где-то совсем недалеко…

— Нам нужно немного отдохнуть, — сказал он, наконец. — А потом отправимся дальше.

— Где они могут быть сейчас? — спросил Ромул

— Впереди нас, это точно, а если ты о расстоянии… ну, пожалуй, они нас обогнали на целый день пути. Река ведь никогда не отдыхает, она течет день и ночь, а они плывут вместе с ней. Нам же приходится довольствоваться узкой, крутой, каменистой тропкой, нам приходится пробираться через леса и преодолевать ручьи.

Ромул взял с седла одеяла и устроил постель в небольшом углублении в скале, откуда открывался достаточно хороший обзор местности; Аврелий тем временем расседлал и стреножил коня.

— Аврелий?

— Да, Цезарь?

Ромул запнулся на полуслове, слегка раздраженный тем, что Аврелий ответил ему, используя титул, потом спросил:

— А не может случиться так, что мы больше с ними никогда не встретимся?

— Думаю, ты и сам знаешь ответ на свой вопрос: да, может быть. На реке им могут встретиться пороги, водопады или подводные скалы, способные разнести их суденышко в щепки. А вокруг лишь снег да лед, и вода замерзает; если они в нее упадут, они могут и не выплыть. Нет ничего более враждебного человеку, чем горы в зимнее время. На них может напасть банда разбойников, или солдаты-дезертиры, что рыщут вокруг в поисках добычи. Да и вообще в этом мире слишком много опасностей.

Ромул молча улегся и закутался в одеяло.

— А теперь спи, — сказал Аврелий. — Юба — отличный страж. Если кто-то появится поблизости, он даст нам знать, и мы успеем ускользнуть вовремя. Я к тому же всегда сплю только одним глазом.

— А они? Как близко они могут быть от нас?

— Ты о наших преследователях? Не знаю. Может, в паре часов, может, им до нас полдня или даже больше. Но не думаю, что они уж слишком далеко, а следы, что мы оставляем в снегу, достаточно заметны, их даже ребенок прочитать сумеет.

Ромул помолчал некоторое время, потом задал следующий вопрос

— А что будет, если они нас догонят?

Аврелий ответил не сразу, как будто сомневаясь, стоит ли говорить. Но все же сказал:

— Опасность — это нечто такое, что следует обдумывать лишь тогда, когда с ней встречаешься. А если начнешь воображать ее заранее, то лишь ухудшишь дело. Страх всегда усиливает то, что нам грозит. Если же ты сталкиваешься с угрозой внезапно — твой ум мгновенно мобилизуется, бросает в дело все свои ресурсы, и тело тогда наполняется силой и энергией. Твое сердце начинает биться быстрее, мускулы становятся словно каменные, и враг превращается в цель, которую необходимо поразить, разрушить, уничтожить…

Ромул восторженно смотрел на легионера.

— Нет, Аврелий, ты не просто солдат. Ты именно воин.

— Ну, такое случается, если ты постоянно живешь рядом с опасностью, среди ужасов и гибели… многие годы подряд. В каждом из нас дремлет зверь; война его пробуждает.

— Могу я спросить тебя еще кое о чем?

— Конечно.

— О чем ты думаешь, когда молчишь и молчишь, много часов подряд, и даже не слышишь иногда, что я тебе говорю?

— А со мной такое бывает?

— Да. Может быть, моя болтовня тебя раздражает, или заставляет скучать?