Последний Люцифер: утраченная история Грааля
Шрифт:
Старик вздохнул и снова задумался.
6
Как-то Мариам за трапезой рассказала равви Габриэлю, что этот странный человек Иошу Варавва собирает вокруг себя много народа и рассказывает им притчи. И они показались ей интересными и поучительными.
— Вокруг него всегда толпится народ. Может, пойдём и мы послушаем его? — предложила Мариам.
Габриэль хитро усмехнулся.
— Ты же боишься, что меня обнаружит та женщина…
— Но ты сказал, что
«Но именно это я всю жизнь и делаю», — подумал Неброэль.
— Что ж, хорошо. Я согласен с тобой. Я тоже уже не единожды слышал об этом воинствующем учителе. Он и вправду странен. Хочется уже самому послушать, что же он такого говорит людям, что те так внимательно его слушают?
— Я слышала на рынке, что сегодня он будет говорить с людьми за городом.
— Значит, пойдём за город, послушаем.
Габриэль и Мариам находились недалеко от возвышенности, на которой сидел Варавва в окружении слушателей. Здесь было около сорока человек. Они все были простыми людьми. Хотя, наверное, кто-то из них нарочно переоделся в простое платье, как сделали это и Габриэль с Мариам, чтобы не особо привлекать к себе внимание.
Габриэль рассматривал этого невысокого жилистого оратора, пытался понять, зачем ему надо собирать вокруг себя толпы народа, зачем — возбуждать опасение и подозрение среди священников и знати, для чего привлекать к себе внимание горожан?
Похоже, он хотел быть Первосвященником, хотел направлять мысли народа в то русло, какое считал верным. Поддавшись мессианским настроениям в народе, он решил взять эту роль на себя, роль пророка. Да, уж энтузиазма и энергии ему не занимать. Но законным путём ему войти в Синедрион нет никакой возможности. И причина здесь не только в сомнительном происхождении. В Синедрион и в священники могли назначить только идеального по всем внешним данным человека. А Иошу Варавва был раскосым. Этого было достаточно для того, чтобы ему никогда не стать Первосвященником на законных основаниях, и никогда не стать мессией Священником. Так может, он хочет стать вторым мессией, мессией-Царём? Может, для этого возбуждает народ, думал Габриэль, глядя на оратора. Если так, то это может — ой, как! — не понравиться Ироду Антиппе и римской власти. Но говорит он верно о душе и разуме. Да, похоже, он учился познавать миры души.
— О чём ты задумался? — тронула его за руку Мариам, глядя, что мысли милого друга где-то далеко.
— Я слушаю его и размышляю: для чего он это делает?
— Что делает?
— Проповеди его далеко не бесхитростны. Он настраивает народ. Но для чего?
— А разве ты не понял? Он ненавидит римлян, как и все мы, — тихо ответила Мариам, не отрывая глаз от оратора.
— Тогда это плохо…кончится.
Она пожала плечом и тут заметила, что на Габриэля смотрит
— О, мой дорогой, — горестно выдохнула она, вцепившись испуганно в руку Габриэля. — Та женщина… Она здесь.
— Какая женщина? — сначала не понял он.
— И она смотрит прямо на тебя. Нам нужно срочно уйти!
И тут Габриэль сам увидел Саломию. Она была почти рядом с Иошу. Их взгляды пересеклись, и Саломия улыбнулась Габриэлю, как бы приветствуя. Но это было скорее угрожающим намёком, нежели знаком приветствия. Тут же рядом с ней сидел и его собственный ученик, Иуда. Только сейчас Габриэль заметил поразительное сходство Иуды с оратором Вараввой.
Странно, подумал он. Что здесь делает эта женщина? Почему не уехала в своё селение? Почему сидит подле Иошу Вараввы? Кто она ему? Неужели же она…
В голове пробежали все фразы, которые он слышал о Варавве и его падшей матери. А потом он вспомнил слова, которые кричала ему тогда, в храмовом дворе, сама эта женщина.
…Так и есть. Она его мать! Стало быть, ей сейчас около сорока пяти лет…
— Уйдём же, Габриэль. Уйдём немедля. Иначе она выследит тебя, — взмолилась Мариам.
— Уйдём, — согласился он, и они спокойно поднялись с земли и поспешили скрыться в зарослях рощи.
Заметил их и Иуда. Он радостно улыбнулся и уже поднял руку, чтобы позвать учителя и поприветствовать его, но тот не заметил жеста ученика, спеша покинуть сборище.
Саломия продолжала сидеть подле Иошу, но глазами следила за удалявшимися Габриэлем и Мариам до тех пор, пока они не растаяли в темноте спустившегося вечера.
Когда сход слушателей начал редеть, и люди стали расходиться во все стороны, Саломия подошла к старшему сыну и одобрительно похлопала его по руке.
— Ты всё правильно говорил, сынок. Они послушают тебя. И ты поведёшь их против врагов.
— Наши враги не римляне, матушка. Наши враги внутри нас самих.
— Да, конечно, — поспешила согласиться она. — Но и римляне угнетают нас. Не забывай, ты из колена Иудина. Из этого же колена происходит сам Царь Давид. Ты понимаешь, что я пытаюсь до тебя донести?
— Я учитель, матушка, но не воин. Довольно с меня разбоя. Нас чуть не схватили тогда.
Саломия, похоже, была разочарована, но старалась не подавать виду.
— Воистину так. Но ты должен доказать, что в тебе течёт благородная кровь, а не кровь римлянина!
— Но во мне кровь римлянина! — парировал Варавва.
— Нет, твой отец иудей! И если он этого не признаёт, это еще не значит, что он прав.
— Но на самом деле ты не знаешь, кто мой отец. Так ведь?
— Я знаю, кто является отцом моего ребёнка! — категорично заявила Саломия.
— А остальные мои братья и сестры? Они тоже от иудея? — протестующе заявил Варавва.