Последний поцелуй
Шрифт:
– Эксперимент, который ты проводишь? – мягко спрашиваю я.
Она торжественно кивает.
– Я пробовала это один раз. Это было ужасно. Был презерватив для его пениса, но не для всех наших тел. Я едва прошла через это.
Я подавляю дрожь. Мои собственные ранние переживания, связанные с противоположным полом, были запутаны, полны отвращения к себе и нежелательной похоти. Я научился бояться секса и возненавидел. Позже, когда взял всё под контроль, я нашёл удовлетворение в сомнительных отношениях. Мне потребовалась боль и почти незаинтересованность
Мне не нравится, что Наоми испытывает такие чувства к сексу. Для неё он должен быть замечательным, как пишут в книгах. Я бы очень хотел, чтобы так было, но это невозможно. Она испытывает притяжение ко мне, и я мог бы помочь ей. Если бы смог доставить ей удовольствие, это было бы хоть что-то хорошее в моей скудной жизни.
– Тебя пугает инфекция? Или тебе кажется секс нечистым?
– У меня слабо выраженная мизофобия, – признаётся она.
– Я не знаю этого слова.
– Это означает боязнь микробов. Меня не парализуют микробы, как настоящих мизофобов. Мне просто не нравится прикасаться к людям, и что люди прикасаются ко мне. Они распространяют свои микробы так же, как распространяется запах ужасного одеколона или луковое дыхание от гамбургера из фастфуда. Большинство прикосновений – это свет. Как руда, проходящая по кончикам волос, почти как жучок.
Я обдумываю её слова. Она не говорит, что ей не нравится, когда её трогают, но ей не нравятся определённые прикосновения. Я снова задаю вопросы, чтобы лучше понять.
– Но это никак не связано с религией? Твоя мать, или кто-то близкий не учили тебя, что твоё тело нечистое?
– Нет. С моим телом всё в порядке. Я невосприимчива к своим собственным микробам.
Она слегка потирает себя, словно проверяя свои ощущения. Мой взгляд, как магнит, прикован к её движениям.
– Но иногда... я не всегда могу довести себя до оргазма только пальцами. Мне нужно больше давления и вращения быстрее, чем я могу двигать пальцами.
Она вздыхает, будто сдаётся. Нет, так не пойдёт.
– Возможно, тебе нужно более крепкое и быстрое прикосновение, чем-то, что можешь сделать ты сама, – говорю я.
– Да, мне не нужно, чтобы оно было проникающим. Только на клиторе.
Она постукивает по верхней части своих штанов, а я дрожу от удивительной необходимости.
– Ты позволишь мне помочь?
– Как? – спрашивает она с подозрением, но заинтригована.
Трудно говорить. Каждый орган моего тела от языка до члена раздувается от волнения. Так близко, что я могу почувствовать запах её возбуждения. Дыхание через рот вместо носа не помогает. Это почти, как попробовать её на вкус. Я наклоняюсь вперёд.
– Я промою тебе волосы, а затем буду мыть руки в течение пяти минут. Столько хирурги тратят на умывание перед операцией. Ты сможешь засечь время. Потом я прикоснусь к тебе только своими пальцами так, как ты захочешь, и как тебя обрадует, – с надеждой я затаиваю дыхание, наблюдая, как она рассматривает моё предложение.
– Как я трогала тебя? Под одеждой?
– Под и без. Всё, что пожелаешь. Но я бы предположил, что твоя одежда
Это предложение полностью продумано мною, надеюсь, такая линия рассуждений сработает.
Она облизывает губы.
– Мы сделаем это здесь?
– Нет, там два кресла можно разложить, как кровать. Тебе будет удобнее и легче контролировать всё, что к тебе прикасается.
Она кивает в знак согласия.
– Тогда сделаем это. Я смою волосы. Закрою глаза и не увижу мутную воду. Ты можешь сделать кровать.
– Я твой слуга, Наоми, – говорю я, опуская голову, чтобы она не увидела моего торжества.
Поднявшись на ноги, я спешу разложить кровать. Наскоро стелю простынь, кидаю подушки и одеяла. Пока шумит вода, я раздумываю, не раздеться ли мне. В итоге, решаю снять обувь, носки и пояс, но оставляю рубашку и брюки. Я положусь на Наоми, пусть ведёт меня.
Когда она выходит из ванной, её волосы завёрнуты в полотенце. И в этот раз она выглядит неуверенной.
– Пойдём, – зову я её. – Посмотришь, как я моюсь.
Я использую почти всю бутылку мыла, намыливаю каждый палец, каждую складку от кончиков пальцев до локтя. В качестве дополнительных мер, я тщательно умываю лицо, промывая каждую поверхность. Всё это время чувствую её пристальный взгляд на себе.
Закончив, мокрый я поворачиваюсь к ней.
– Мне использовать полотенце или высохнуть так?
– Полотенце приемлемо.
Пока я вытираюсь, она добавляет.
– Вижу, ты вымыл своё лицо, но ты же не можешь вымыть язык. Я читала, что некоторые мужчины делают такое для женщин. Но мы договаривались только о прикосновениях.
– Тебе не навредят мои микробы, – отвечаю я, расстёгивая промокшую рубашку. – Ты уже пробовала меня, помнишь?
Я имею в виду стакан с водкой, из которого она пила.
– Возможно, это сработало, как прививка, – шепчу я, и провожу её до кровати. – Начнём?
Наоми ложится на кровать, но украдкой бросает обеспокоенный взгляд на дверь кабины.
– А пилот не выйдет?
– Нет, если я не попрошу его.
Я жду её приглашения, но она беспокойно играет с воротником рубашки. Тревожная и неуверенная, её уязвимость находит отголосок внутри меня. Мне хочется защитить её от всех проблем, спрятать её от бесчувственных и злых людей, которые оскорбляют её из-за отличий. Эти позывы мне не знакомы. Я жёсток в преданности моей сестре, моей настоящей семье, но Наоми другое, это порождение похоти и желания, а не братской заботы.
– Какая сейчас высота? – вдруг спрашивает она.
– Не знаю, но могу спросить. А что?
– Интересно, смогу ли я стать членом клуба «Майл-Хай» любителей секса в самолёте после этого.
Я проглатываю хихиканье и говорю, как можно более торжественно.
– Нет, Наоми, извини. Но стать членом этого клуба могут только те, кто трахаются в небе.
Каким-то образом на этот раз она поняла, что эта шутка, и посылает мне застенчивую улыбку в ответ.
– Ну, как скажешь, Василий.