Последний поезд на Ки-Уэст
Шрифт:
Очень в его духе.
Из разговоров с двоюродными сестрами и подругами я знаю, что ему надо от меня, ощущаю желание в его напряженном теле, в том, как его руки касаются моей одежды, тянут бретельки купального костюма, как он прижимает меня к себе, точно я ему отчаянно нужна.
Раньше меня никто так не целовал.
Энтони отпускает меня – его глаза блестят от радости.
Я подношу руку ко рту, чувствуя, как губы все еще
– У нас все будет хорошо, – улыбается он.
Мне бы его уверенность.
Ужин – настоящий пир из местных морепродуктов, моллюсков и красного луциана, такого я никогда в жизни не пробовала. Я слишком нервничаю, я устала и быстро насыщаюсь, но у Энтони припасен целый ящик шампанского, который ему прислали из Нью-Йорка, и он предлагает тост за наш экстравагантный брак. После ужина мы разделяемся: он с сигарой отправляется в библиотеку, а я иду наверх готовиться ко сну.
Я моюсь в круглой ванне, чуть смазываю духами запястья и шею и выбираю самую элегантную сорочку из своего приданого.
Пока я принимала ванну, кто-то невидимый преобразил спальню – повсюду горят свечи, кровать и пол усыпаны белыми лепестками в тон белоснежным простыням.
Я подхожу к кровати и хватаюсь рукой за столбик – в животе нервная дрожь.
На ночном столике лежит роман, который, похоже, Энтони принес для себя – «Квартал Тортилья-Флэт» Стейнбека.
Выходит, не порознь.
Я пролистываю книгу – судя по закладке, он дошел до середины.
Я не могу устоять перед соблазном обшарить ящики. В туалетном столике обнаруживается коробка с сигарами, чей запах хорошо мне знаком – сигары он тоже предпочитает кубинские. Рядом – пачки купюр, невероятная уйма денег. На Кубе отец на всякий случай держал деньги в сейфе. Тот факт, что Энтони не видит необходимости их прятать, свидетельствует о его высокомерии и богатстве, а еще, возможно, о том, что он чувствует себя в безопасности. Если он действительно связан с мафией, как казалось на Кубе, значит, его слишком боятся и воровать у него не станут.
Носовой платок; я подношу его к лицу – в нос тут же бьет запах его одеколона. Я опускаю взгляд. Из глубины ящика…
На меня смотрит холодное дуло пистолета.
Я резко захлопываю ящик.
Ничего удивительного в том, что такой, как Энтони, имеет оружие, но одно дело – ночами мучиться бессонницей из-за странных догадок, а другое – увидеть все своими глазами.
Дверь спальни открывается.
Помимо пиджака, Энтони снял жилет и расстегнул две пуговицы белой рубашки.
Я сглатываю.
Это уже не тот мужчина, с которым я целовалась на пляже несколько часов назад; при виде пистолета, другой составляющей его жизни, старые
Разве можно быть хорошим, добрым человеком и в то же время ежедневно соприкасаться с насилием?
– Ты прекрасна, – чуть слышно шепчет Энтони. – Черт, «прекрасна» – это слабо сказано.
На мне белоснежная кружевная сорочка, почти не оставляющая пространства для фантазий. И, без ложной скромности, мама наставляла меня, что, ублажая мужа, я сделаю свой брак более сносным – блеск в глазах Энтони, то, как он пожирает меня взглядом, доказывают, что я на правильном пути.
– Иди ко мне, – призывает Энтони.
Я направляюсь к нему на трясущихся ногах, по коже разливается жар. Мое тело покрывает ажурное кружево и тончайшая полупрозрачная ткань, я почти что голая сейчас перед ним.
Не дойдя до него, я останавливаюсь. Сделать последний шаг выше моих сил.
– Ты напугана.
– Я никогда не делала этого раньше.
– Я не собираюсь причинять тебе боль, – он вздыхает. – Знаю, что тебе обо мне наговорили.
– Дело не только в этом.
– Но это все осложняет, так?
– Да.
– Там, где я вырос, если тебя боятся и считают способным на все, это только на руку, – говорит Энтони. – Со страхом приходит уважение, без которого этот мир выбрасывает тебя за борт. Когда я был маленьким, отца застрелили на улице на моих глазах, потому что он задолжал не тем людям. Сумма была небольшая, но они это сделали, чтобы другим было неповадно.
– Мне очень жаль…
– Тогда я понял, что тоже должен быть сильным, чтобы обезопасить себя и людей, которые мне дороги, и удержать то, что я построил. Настолько сильным, чтобы никто не посмел еще раз что-нибудь у меня отнять.
Мир, о котором он говорит, не очень разнится с тем, в котором выросла я. Политические игры на Кубе отличаются особой кровожадностью. И все же я сильно сомневаюсь, что мой отец способен на то, что совершал этот человек.
Я открываю рот, снова закрываю его, не будучи уверена в том, что готова услышать ответы на вопросы, которые роятся в моей голове.
– Спрашивай что хочешь. Ты моя жена.
Искренность его голоса удивляет. Равно как и благоговение, с которым он произносит слово «жена».
– Мои родители любили друг друга, а потом отца убили. Очень сильно любили. Мне не нужен бесстрастный светский брак.
– А разве он может быть настоящим? – вырывается у меня. – Мы ничего не знаем друг о друге.
Энтони делает шаг вперед, протягивает руку и проводит пальцами по моей руке, точно пытаясь успокоить.
У меня по телу бегут мурашки.
– Я хочу большего, – говорит он. – Мне нужно все.
– Ты не… – я втягиваю ноздрями воздух, собирая все свое мужество. – Мы не…