Последний порог
Шрифт:
Чаба, не открывая зажмуренных глаз, сказал:
— Тогда тебе надо стать миссионером, а не дивизионным капелланом. Уехать куда-нибудь на экватор.
— Знаешь, я уже думал об этом. И возможность такая есть.
— Но только не в Африку, — посоветовала Андреа. — Негритянки все такие безобразные.
— Для Эндре это не имеет никакого значения, — засмеялся Чаба. — Он же у нас женоненавистник.
Семинарист бросил сердитый взгляд на друга:
— Снова говоришь глупости, — и, посмотрев на девушку, добавил: — Думаешь, я женоненавистник, потому что не хожу с вами на вечеринки и не завожу знакомств с легкомысленными девицами?
— Дурак ты, будущий поп, — парировал Чаба. — Тебя послушать, так можно подумать, что я в дом терпимости хожу. — Чаба открыл глаза. — Не верь ни одному его слову, Андреа. Вообще никогда не верь попам.
Однако Андреа запомнила слова Эндре. «Если неправда, что Чаба посещает публичный дом, Эндре не сказал бы этого. Во всяком случае, я должна все выяснить до своего отъезда».
— Вчера в полдень я обедал с профессором Эккером, — внезапно сказал семинарист.
Рука Чабы, в которой он держал ложку с мороженым, застыла на полпути. Он с удивлением посмотрел на друга, потом осторожно положил мороженое в рот.
— Вот как? Ты его пригласил на обед?
— Случилось так, — объяснил Эндре, — что он захотел поговорить со мной. Позвонил мне по телефону, а я предложил ему вместе пообедать. Мы встретились в ресторане «Аист».
Эндре вытер носовым платком узкие губы.
— Что надо было от тебя Эккеру? — поинтересовался Чаба, роясь в карманах в поисках сигарет.
— Сначала мы говорили о Милане. Профессор объяснил, почему он так жалеет его и чувствует себя ответственным за случившееся. Он полагает, что Милана можно было бы спасти.
— Каким образом?
— Надо было серьезнее отнестись к его антинацистским высказываниям.
— Я к ним всегда относился очень серьезно, — сказал Чаба, закуривая. — Я и любил его потому, что он антинацист.
— Ничуть ты к ним серьезно не относился, — возразил Эндре. — Именно это и объяснил Эккер. Всех, кто серьезно относился к антинацистским настроениям Милана и не донес на него, он вовлекал в свою организацию. По мнению Эккера, Милан возглавлял одну из партийных организаций. Поддерживал непосредственную связь с Москвой.
— Вернее, с самим Сталиным, — съехидничал Чаба. — Раз в неделю он лично разговаривал со Сталиным по телефону и получал от него задания.
— А я слыхала, что они встречались в Будапеште! — воскликнула, громко смеясь, Андреа.
— Ребята, это не шутка, — сказал семинарист. — Эккер считает, что жизнь Милана в опасности. А вы дурачитесь. И Витман умер...
— Кто это сказал? Эккер?
Семинарист кивнул:
— Он покончил жизнь самоубийством.
На мгновение все замолчали.
— А что с Эрикой? — хрипло спросил Чаба.
Эндре скользнул взглядом по сидевшей с другой стороны стола девушке. Андреа глубоко вздохнула и откинулась назад. Шелковая блузка туго обтягивала ее высокую грудь. Семинарист стыдливо опустил глаза, однако очертания груди Андреа остались в его сознании.
— Ты что-то спросил? Ах, да... — ответил Эндре. — Эккер, собственно, и пришел поговорить со мной об Эрике. Он хочет ей помочь. От имени университетского совета он подаст прошение об ее освобождении из лагеря.
— Серьезно? — воскликнул вопросительно Чаба, глаза его засверкали.
— Возможно, что и нас вызовут в качестве свидетелей, — продолжал семинарист. — Профессор просил, чтобы мы говорили об Эрике только самое хорошее. Не мешало бы, вернее, было бы неплохо намекнуть на то, что Пауль совершил насилие, то есть изнасиловал ее.
— Пауль Витман изнасиловал Эрику? — подозрительно посмотрел на семинариста Чаба. — И такую глупость мог сморозить Эккер? Фантастично!
— Это действительно довольно глупо, — поддержала его Андреа, беря из пачки на столе сигарету. — Девушку можно изнасиловать только в том случае, если она сама этого захочет. — Закурив, Андреа бросила беглый взгляд на семинариста: — Ты этого, конечно, знать не можешь.
Худое лицо Эндре исказила гримаса. Он сердито посмотрел на нее:
— А тебе откуда известно, что я могу знать и чего не могу?
— О боже, кандидат в попы, — вмешался Чаба, — пожалуй, еще окажется, что ты...
— Ничего не окажется, — прервал его Эндре. — Мне не нравится ваше самомнение. По-вашему выходит, что я настоящий кретин.
Ему захотелось объяснить, что он видел Андреа обнаженной раньше, чем Чаба, а если он не верит, то Эндре может описать, как она выглядит голенькой. Посмотрев на ее ноги, он заложил нога на ногу.
— Извини, — сказала она. — Мы не хотели тебя обидеть. Но, поверь, сказанное мною — чистая правда.
— Конечно, правда. Но вы, по-видимому, не понимаете, что к чему. Эккер все хорошо продумал. Витман умер, ему теперь уже все равно, что мы о нем скажем. А Эрика жива, и ей надо как-то помочь. Важна цель, а не средства.
Андреа примирительно положила руку на плечо семинариста и горячо поддержала его:
— Ты прав, Эндре, эту девушку изнасиловали. Если хочешь, я тоже могу сказать об этом. Девушку можно изнасиловать.