Последний пожиратель греха
Шрифт:
Миссис Элда стала начинять индейку сухариками, мелко нарезанной зеленью и жареными каштанами, а я в это время вытирала лужи воды, которые образовались после крещения, хоть большая часть воды и вылилась сквозь трещины в полу под хижину. Фэйган во дворе носил и рубил дрова, складывая их на переднем крыльце у самой двери, чтобы миссис Элде было легко их достать. Уже темнело, когда сели за стол, чтобы поблагодарить Иисуса за прошедший день и за чудесную индейку на ужин. Это весьма отличалось от обычной трапезы миссис Элды — супа и хлеба, принесенного Гервазе Одара.
— Жаль, что она сегодня не пришла, — сказала
Я опустила голову, ощущая горечь этой потерн и думая о судьбе бабушки, которая так и не услышала Евангелие.
Миссис Элда наклонилась ко мне и потрепала по щеке. — Не надо тебе о ней беспокоиться, детка, — она похлопала меня по руке. Потом с улыбкой отклонилась на стуле. — Последние годы, пока мы могли в гости друг к другу ходить, мы и говорили о многом. О том, что с нами дальше-то будет. Скажу тебе честно, мы с ней не думали, что Сим Джиливрэй сможет наши души спасти, как бы ни старался бедный парень.
—Но она Евангелие никогда не слышала.
— Может, в таких словах и не слышала, но когда я сейчас о ней думаю, я мир внутри чувствую. Она не однажды говорила, что Бог, который так много всего красивого создал, обязательно должен был дать нам путь назад к Нему, что бы мы ни натворили. Он так сделал, правда ведь? Иисус — это путь к Богу. Твоя бабушка это чувствовала — она часто сидела на своем крыльце и смотрела на красоту чуда Божьего, помнишь? И сердце у нее благодарное было.
Я вспомнила, как бабушка посылала меня забираться на скалы, с высоты которых открывался чудесный вид нашей долины; на луга, где росли дикие цветы, к реке, где вдоль берегов цвел кизил. Она использовала то природное любопытство, которое было во мне заложено. А ведь, наверное, это она посылала меня находить вокруг чудеса Божьего творения.
— Ой, посмотри на это! — говорила она, и смотрела вверх, где, направляясь на юг, пролетала стая перелетных голубей — подобно дымке над горизонтом. — Они каждый год на юг летят. По ним можно время сверять. Интересно, куда это Бог их посылает?
В один теплый день, когда она видела, что я опять погрузилась в свою печаль, она сказала: — Хотелось бы мне немного камушков гладких с реки. Будет у тебя времечко, чтоб для меня туда сходить, а то я ведь не могу уже. — И я пошла на реку: смотрела на стаи форели всех цветов радуги с белыми плавниками и яркими красно-розовыми боками, которые метали икру в глубине речных заводей и затонов. Это была жизнь, и она обновлялась год за годом. Весной бабушка посылала меня собирать подснежники. Потом несколько недель спустя, она посылала меня за венериными башмачками и фиалками, а позже за ветками шиповника и белого рододендрона, которые росли вдоль реки. Казалось, она точно знала день, когда появлялись, кружились и умирали сверкающие на солнце майские жуки. Когда я возвращалась из очередного своего похода, она говорила мне, как прекрасна и драгоценна жизнь. «Ты в каждом дне старайся какое-нибудь чудо увидеть, Кади. Не надо тебе в доме сидеть и печалиться о том, что у тебя с мамой произошло. Выходи лучше из дома и посмотри на красоту вокруг».
Там всюду был Бог.
Бог был везде.
Размышляя об этом, я поняла, почему мне не удалось
Я задумалась о бабушке. Вспомнила, как мы сидели с ней на крыльце в жаркий летний день и ждали, когда наступит ночная прохлада. А когда она приходила, смотрели в бесконечное черное небо, все в сияющих проблесках, а вокруг нас в лесу сверкали светлячки, будто упавшие звезды.
Осенью бабушка всегда посылала меня поймать одну королевскую бабочку — в это время их пролетали тысячи. Она могла долго держать в руках банку и смотреть на это прекрасное создание. «Это из гусеницы получилось. Ну, разве не здорово?» Потом она открывала банку и смотрела, как бабочка улетала.
Первый мороз всегда был большим событием для бабушки Форбес. Горы в это время одевались в золото, а легкий ветерок поднимал вихри из красных, оранжевых и желтых листьев. «Клены всегда последними свой цвет теряют», — любила она повторять. Клен, росший около нашей хижины, был как красное пламя на фоне серого зимнего неба, его листья казались алыми искрами на мертвой, коричневого цвета земле.
Зимой бабушка садилась у окна и смотрела, как ветер наметал сугробы, и как с карнизов над крыльцом нарастали сосульки. Они притягивали к себе солнечный свет и излучали радужное сияние. Бабушка обычно запасала крошки хлеба, а потом посылала меня разбросать их под окном, чтобы туда слетелись снегири, синицы, красные кардиналы и голуби. Она любила смотреть, как эта птичья стая набрасывалась на еду, когда кругом была безжизненная белая пустыня. Во время ледяных ветров и холодных зимних ночей, она говорила мне, что горы зимой — как спящие великаны, которые уже скоро проснутся: «Бог об этом позаботится...».
Бог так и делал. Горы всегда просыпались. Год за годом земля возвращалась к жизни — бабушка называла это Божественное пробуждение. Еще она всегда говорила, что как ни поливай растение, оно никогда не будет такого цвета, как если его польет всего один единственный дождь — эта живительная вода с неба.
Теперь я понимаю, почему это так; что именно бабушка старалась показать мне словами, которых она не знала. Не было случайности или совпадения в этой смене времен года: это Бог говорил к нам — Он снова и снова, год за годом показывал нам рождение, жизнь, смерть и воскресение Своего единственного Сына, нашего Спасителя, Иисуса Христа, нашего Господа. Это, как чудесная история, которую Он рассказывает день за днем, с каждым рассветом и закатом, год за годом через смену времен года, и так было с самого начала времен.
С тех пор, как я услышала слово Господа, я уже никогда не смогу смотреть на мир по-прежнему. Весной, когда природа зеленеет и расцветает, я буду видеть Иисуса-младенца. Когда я увижу красоту летнего цветущего поля, то не смогу не думать о яркой жизни Иисуса, которую Он прожил для нас. Краски осени — красные, оранжевые, желтые леса — будут говорить мне о невероятной любви Иисуса и Его великой жертве. И, наконец, зима, когда все становится безжизненно-белым, напомнит о Его смерти. А потом опять весна — Его воскресение, вечная жизнь...