Последний проблеск света
Шрифт:
— Хорошо? Вот как ты думаешь? — я едва отдышалась, но стараюсь изобразить едкий тон.
— Выглядело явно хорошо.
— А ощущалось намного лучше, чем просто «хорошо», — признаюсь я.
— Отлично. Тогда давай попробуем еще раз.
Я не вижу причин возражать против такого плана, так что позволяю Трэвису ласкать меня, пока я раскачиваюсь на нем. Он мнет мои груди, после чего снова принимается за клитор. Он опять потирает меня, и на сей раз все ощущается еще приятнее. Я нетерпеливо подпрыгиваю на нем, когда оргазм
Когда удовольствие наконец-то утихает, я ахаю и цепляюсь за его плечи, едва в силах удержаться в прежнем положении.
— Ох, бл*ть, Лейн, — его голос звучит натужно, и Трэвис снова сжимает ладонями мою задницу. — Ты сейчас такая тесная. Ты ощущаешься так… ох, бл*ть, — его бедра вторили моему ритму, но теперь начинают двигаться по собственному желанию. Толкаться в меня со спешкой, которая доказывает — он наконец-то теряет контроль.
— Да. О да. Продолжай вот так. Именно так. О Боже, Трэвис, мне так нравится, — лепечу я, выгибая спину и позволяя ему трахать меня снизу. Обычно я бы смутилась от того, что так не контролирую свой язык, но сейчас мне просто все равно.
Во мне назревает очередной оргазм, а с моим сердцем происходит нечто иное.
В данный момент Трэвис берет то, что ему нужно от меня, и я хочу дать ему это.
Его пальцы впиваются в мою плоть, голова запрокинута и перекатывается по подушке.
— Бл*ть, Лейн. Ты такая горячая. Так хорошо. Так хорошо. Я никогда…
Мне хочется услышать, как он закончит это предложение, но этого так и не случается. Фраза сменяется беспомощным стоном, пока его пах совершает энергичные толчки.
Я снова кончаю, и мой крик разрядки застревает в горле, пока тело дрожит от удовольствия.
Затем Трэвис выдавливает:
— Ох, бл*ть, милая. Я вот-вот кончу. Тебе надо… Я вот-вот…
Он приподнимает меня, и его эрекция выскальзывает из меня. Он хватает основание своего ствола одной рукой и сжимает себя в момент разрядки, выплескивая сперму на низ моего живота.
Я падаю на него сверху, и Трэвис обнимает меня руками. Мы долго лежим вот так, запутавшись в объятиях, тяжело дышащие, вспотевшие, мокрые и перепачкавшиеся.
Это так приятно.
Так реально.
Его руки наконец-то разжимают хватку, и я приподнимаюсь.
Мы не на шутку испачкались. Сперма, кровь, пот и бог знает что еще.
Я стону, глядя на жидкости, размазавшиеся между нашими обнаженными телами.
Трэвис усмехается.
— Извозились мы, да?
— Да.
— Чертовски хорошо.
— Да.
— Я схожу за чем-нибудь, приведу нас в порядок.
— Нет, не сходишь. У тебя лодыжка больная. Я все равно буду с тобой сюсюкаться. Я сама нас помою.
Трэвис не спорит. И я слышу его тихий удовлетворенный смешок, пока
***
Полчаса спустя я спускаюсь по лестнице в погреб, чтобы поискать что-то на завтрак. Я нахожу упаковку овсянки длительного хранения, которая наверняка будет вкуснее высушенных яиц, так что беру ее, а также изюм и коричневый сахар.
Трэвис в ванной, так что я ставлю воду для овсянки. Дожидаясь, когда закипит, я выхожу на улицу проверить температуру.
Тепло и туманно. Как всегда.
Мой взгляд падает на собачью миску на полу у задней двери.
Я все еще смотрю на нее, когда Трэвис открывает дверь позади меня.
— Все хорошо?
— Да. Я просто смотрела на ту собачью миску.
Трэвис хромает и встает рядом.
— У того приятеля, наверное, была собака.
— Да. Знаю. но посмотри, какая она чистая. Если она простояла тут так долго, она должна была покрыться пылью и землей. Почему она чистая?
Волосы Трэвиса взъерошены, и ему надо побриться. Он надел спортивные трико, но в остальном не накинул другой одежды.
— Не знаю.
— Как думаешь, может, собака все еще здесь и приходит лизать свою миску?
— Прошло слишком много времени, чтобы пес выжил сам по себе. Должно быть, тот приятель умер полгода-год назад.
— Знаю. Но собаки ведь довольно хорошие собиратели, так? И если не так, то почему миска чистая?
— Наверное, это возможно.
Я принимаю решение.
— Я видела в погребе собачий корм. Я достану его и наполню миску. Может, бедный пес вернется.
Трэвис смотрит на меня с легкой улыбкой в уголках губ. Я не уверена, почему, но выражение его лица заставляет мое сердце пропустить удар.
— Наверное, стоит попробовать. Если здесь до сих пор рыщет пес, он наверняка полудохлый от города.
Когда мы возвращаемся внутрь, вода уже кипит, так что Трэвис занимается овсянкой, пока я достаю из погреба собачий корм. Я наполняю миску на улице, осматриваю двор, мастерскую и деревья вокруг полянки. Не видно вообще никаких животных.
Маловероятно, что пес мог выживать так долго. Даже дикие животные еле как держались в последние несколько лет.
Но может быть.
Это не повредит.
Я оставляю еду снаружи и иду внутрь, чтобы позавтракать с Трэвисом.
Он нашел в шкафчике кофе, так что утро очень доброе.
***
Большую часть утра я занимаюсь стиркой.
Мне приходится быть строгой с Трэвисом, чтобы он держал лодыжку приподнятой. Он хочет помогать мне, но в итоге уступает, когда я не сдаюсь.
Так что он лежит на диване, держа лед на лодыжке, пока я стираю одежду, полотенца, спальный мешок и одеяло — все это в весьма паршивом состоянии.