Последний проблеск света
Шрифт:
Трэвис слушает и идет в направлении тихого чириканья, что доносится до нас. Мы легко находим птиц. Их три. Примостились на паре веток. Двое улетают при нашем появлении, но одна склоняет голову и пытливо смотрит на нас.
Меня так восторгают ее яркие маленькие глазки и красочные перья, что я неосознанно хватаюсь за руку Трэвиса.
Я не знаю, как это происходит. Правда не знаю.
Я определенно не делаю это намеренно.
Но моя ладонь движется будто сама по себе. Вниз по руке Трэвиса. Задерживается на запястье.
Я сжимаю его руку. Ничего не могу с собой поделать. И он крепко держится даже после того, как мои пальцы разжимаются, так что я бы не смогла убрать руку, даже если бы захотела.
Я не хочу.
Мы держимся за руки и продолжаем идти.
Он сказал, что нам надо поговорить, но, похоже, он не спешит начинать. Сейчас он такой расслабленный, каким я не видела его с тех пор, как мы покинули наш маленький домик. Его ладонь теплая и сильная, крепко сжимает мою руку.
Мы видим ворону на высокой ветке, и та неодобрительно каркает на нас, отчитывая за грехи, о которых мы совершенно не догадываемся.
Это заставляет меня рассмеяться.
Трэвис сжимает мою ладонь.
Мы идем, пока не добираемся до края леса. Мои мысли вертятся вокруг Трэвиса, вокруг того, что мы скажем друг другу, когда он наконец-то решит заговорить… и мне не приходит в голову, что мы не осторожны.
Но мы не осторожны.
И мы оба должны знать, к чему это приводит.
Мы выходим из леса, все еще держась за руки, а потом резко останавливаемся от увиденного.
Трое мужчин сидят вокруг костра.
Я мгновенно узнаю одного из них. Это тот седеющий парень, что был на мотоцикле с четырьмя другими, окружившими нас в тот день. Те, которых мы посчитали разведчиками для волчьего стада. Наверное, двое его спутников тоже были в той четверке, но я не узнаю их.
Зато я узнаю седеющего парня. Три мотоцикла стоят рядом.
Мужчины явно удивлены, как и мы. Они пили пиво и жевали табак.
Я шокирована повторной встречей с ними, но это не должно меня удивлять. Мы возвращаемся по той же территории, где впервые видели этих типов.
И мы с Трэвисом вообще не обращали внимания на окружение.
Вообще.
Седеющий тип в прошлый раз сказал, что если увидит нас снова, то мы уже не уйдем живыми.
И если они пройдут чуть дальше, они найдут караван. Они сумеют предупредить стадо.
Все в отеле окажутся в опасности.
Воцаряется странный момент, когда все мы впятером смотрим друг на друга, замерев на грани между узнаванием и действием, и никто из нас не шевелит и пальцем.
Трэвис реагирует первым. Он толкает меня за себя и поднимает дробовик в положение для стрельбы.
— Беги, — рявкает он. — Сейчас же. В лес. Приведи помощь.
Я подчиняюсь. Это чистый инстинкт. Я напугана, и сложно игнорировать повелительные интонации в его голосе. Так что я разворачиваюсь на пятках и бегу.
Один из парней стреляет в меня.
Я
Трэвис испускает разъяренный рев. Затем он стреляет. Я полагаю, что это он. Затем еще больше выстрелов. Много. Громкие. Оглушающие. Ужасающие.
Я слышу, что пес рычит как никогда свирепо. Затем раздается незнакомый матерящийся голос, и пес тявкает от боли.
Именно это тявканье проникает сквозь туман паники в моем мозгу.
Гремят выстрелы. Трэвис стоит там абсолютно беззащитный. Его точно подстрелят.
И один из этих ублюдков только что причинил боль моей собаке.
Мне плевать, что сказал Трэвис. Я не буду убегать. Я сделала всего три шага, но разворачиваюсь и достаю пистолет из кобуры.
Если кто в этом мире и принадлежит мне, так это Трэвис и пес.
И они оба сейчас в опасности.
Я вижу, что один из мужчин целится в Трэвиса, так что я стреляю. Первая пуля улетает мимо, так что я пытаюсь еще раз. На сей раз я попадаю ему в плечо, и он падает.
Пес все еще на ногах, и он подбегает к раненому и агрессивно рычит на него. Даже если мужчина в состоянии встать на ноги, ему это никогда не удастся благодаря псу.
Должно быть, Трэвис подстрелил третьего, потому что он лежит на земле и не шевелится.
Седеющий мужчина тоже ранен, но вскакивает на ноги.
Трэвиса ранили. На его бедре видна кровь. Но пуля, должно быть, зацепила вскользь, потому что травма ему не мешает. Он по-прежнему стоит на ногах и перезаряжает дробовик так быстро, что я едва могу отследить его движения.
Но все же это недостаточно быстро.
Я навожу пистолет на седеющего мужчину, но он стреляет прежде, чем я успеваю нажать на курок. Он целится прямо в Трэвиса.
Я слышу выстрел. Вижу, куда наведено дуло. Трэвис только начинает поднимать дробовик, когда в него попадает пуля.
Я читала в книгах, что в моменты кризиса все происходит как в замедленной съемке, но со мной все не так. Обычно все проносится размытым пятном и случается так быстро, что я не могу отследить отдельные детали.
Но сейчас весь мир будто едва ползет. Возникает слишком большая задержка между звуком выстрела и тем, когда Трэвис дергается от попадания.
Я действительно вижу, как пуля вонзается в его грудь, разрывая футболку. Я вижу кровь, расползающуюся по серой ткани. И я вижу, как он падает назад.
У него уходит слишком много времени, чтобы упасть на землю.
Я слышу гулкий удар, когда он приземляется.
Я кричу. Во все горло. От абсолютной ярости.
Я поднимаю пистолет и стреляю в седеющего мужчину. Я настолько не в себе, что целюсь паршиво. Пуля свистит поверх его волос.