Последний торпедоносец
Шрифт:
— Это всё равно. Меня знает тот, кто сообщает вашему Старику данные о кораблях, на которые вы выходите. Этого достаточно. И утешься. Я сейчас просто отдыхающий, но так получилось. Повезло, многие сказали бы.
— Игорек умрёт? Они его так исполосовали…
— Игорёк будет жить и уже через пару дней и не вспомнит об этом. Я кое-что могу, а уж Надюшка расстарается вообще. А вот с тобой будет сложнее. У тебя сломаны рёбра, не только рука.
— Фигня, — коротко ответил Сенька. Вздохнул и признался: — Я думал, что он заговорит. Он же не как мы… он москвич… А он ведь не заговорил?
— Нет, — коротко ответил Генка. И добавил: — Он молчал, даже когда они взялись за паяльник. Тебя ведь не пытали паяльником? — Сенька, побледнев, замотал головой. — И тебя так не пытали именно потому, что подумали: он слабее, его можно скорее расколоть. Он спас не только вас всех, но и тебя конкретно. Запомни это.
— А ты спас нас обоих. Мы будем молиться за тебя, — сказал Сенька искренне и просто. Но Генка повёл углом рта:
— Мои боги вас не услышат. Я не христианин. И не люблю христиан… хотя, когда вижу таких, как вы, начинаю их уважать.
— У нас на катере дети… — начал Сенька. Генка прервал его:
— О них позаботятся, когда вернёмся. Я знаю людей… — он посмотрел на Сеньку и добавил: — И горжусь, что узнал новых… Отец, — он обернулся к бомжу, — ты поплывёшь с нами?
Тот остановился. И покачал головой.
— Нет…
— Иди, — пожал плечами Генка. И потерял к бомжу интерес.
Глава 16
РАВНЫЙ БОЙ
Немцы предлагали советским солдатам,
захваченным врасплох в здании сельсовета,
сохранить им жизнь, если они положат ору
жие на деревянный, изрешеченный пулями
пол и выйдут по одному с поднятыми руками.
Но вот этогото как раз и не могли сделать
бойцы поредевшего отделения… Потеряв
многих своих людей, немцы подожгли сель
совет, но из пламени и дыма ещё раздава
лись выстрелы. Ни один человек не вышел.
Игорь впервые увидел Дениса в кубанской казачьей форме.
Денис был великолепен, несмотря на жару, от которой у него на лбу и висках выступил пот. Кубанка заломлена на затылок, рыжеватый чуб — наружу. Рука на кинжале. Мягкие сапоги мерцают лунным светом.
Но к Игорю он подсел даже как-то робко.
— Хорош, — с удовольствием сказал Игорь. — И куда намылился?
— Да понимаешь… — Денис снял кубанку, стукнул о колено. — Мы с отцом на три дня уезжаем… в общем, его пригласили к нашему хору, ну, к Кубанскому… кое-чего попеть… ну и я с ним вместе…
— Поздравляю! — искренне обрадовался Игорь. — Во как поздравляю!
— Да-а… — Денис поморщился. — Я там и про тебя говорил…
— Да ты чего?! — испугался Игорь. — Ни за что! На пляже с вами — ладно, а так — ни за какие тугрики!!! Я вообще не казак!
— А кто же ты? — вдруг спросил Денис. И засмеялся: — В общем вставай. Пошли примеряться. И поехали, через час машина подойдёт.
— Ой мама-аня… — с искренним испугом протянул Игорь
… Бабушку Надю удалось надуть легко и неправдоподобно просто. Конечно, тут была заслуга другой Надьки — которую Игорь увидел, придя в себя, вынырнув из потёмок бессознанки. Вернее… там сначала были потёмки и боль, не отпускавшая, злая боль. А потом… потом вдруг нахлынули золото, синева и белизна, соткались в крылатого коня, могучий всадник с живым светом вместо лица подал Игорю руку, вскинул на седло перед собой — и они помчались, быстрей и быстрей… Было почти жалко, когда пришлось открыть глаза, а ещё — стало чудовищно стыдно, потому что он лежал перед Надькой на своей раскладушке голый. Но она смотрела спокойно и безразлично, а её руки плавали над телом Игоря… и он уснул понастоящему, без сновидений.
Но так или иначе, а утром он вышел к столу на своих ногах и объяснил бабушке, что его треснуло волной о камни на рыбалке. Та сердито (и как-то неуверенно) дала подзатыльник. Игорь рассмеялся. И бабушка Надя рассмеялась тоже.
А вот сны всё-таки не отпускали ещё несколько ночей. В них всё возвращалось. Ночь превращалась в кошмар. Сенька — у того рука была всё ещё на перевязи, хотя станичный фельдшер поражался тому, как она заживает, прямо говоря, что такого не может быть — признался Игорю, что и у него та же проблема.
Наташка три дня не подходила к Игорю вообще. А потом. На утро третьего, вдруг разбудила его и как ни в чём не бывало предложила: "Пойдём на то место?" «Пойдём,» — слегка обалдело согласился Игорь, отчаявшись понять женскую логику.
Они позавтракали, потом пришли за книжками (их так и не собрались перенести в эллинг) Сенька и Настя с Сашко; Игорь оставил их в своей сараюшке, а сам смылся с Наташкой, которая всё это время терпеливо ждала.
Был обычный жаркий день, ни за что не скажешь, что лето перевалило за половину. На том месте было ветрено и тепло, вдали опять кучковались какие-то туристы, но так далеко и так малозначительно на фоне древнего застывшего великолепия, что это просто не замечалось. Они сели на отмеченный надписью камень… и начали целоваться. Игорь не помнил, кто первый к кому нагнулся, прикрыв глаза. Зато точно мог сказать, кто сделал эту надпись.
Наверное, он увидел её около фонтана, где брали воду. И застыл около белой от солнца стены, придерживаясь рукой за колонну и распахнув глаза, потому что раньше такого никогда не замечал — как она идёт, как наклоняется, как поднимает на плечо длинногорлый, стройный кувшин, похожий на неё саму. Ничего этого не замечал, хотя они росли на одной улице… А тут вдруг увидел. И, наверное, вечером, мучаясь сам непонятно от чего, выцарапал на этой колонне не только своё имя — то, от которого сохранилась часть — но и её. А между ними — вечное слово. Надо спросить у Кольки, как это погречески(1)… Пали стены, пали колонны. Почти неразличима и непонятна надпись… При жизни они были счастливы… а может, её почему-то не отдали за него… или его принесли в родные стены с обломком скифской стрелы в груди, и он смотрел в небо безучастным взглядом, а она билась о носилки из щитов и копий и просила встать, подняться…
Но, как бы то ни было, всё повторяется. А значит, они не умерли…
… - Ты чего?
Игорь резко открыл глаза и заморгал.
В микроавтобусе было жарко (а каково было бы ехать в костюмах, лежавших в ящике в корме машины?!). С лёгким гулом он нёсся по трассе. Денис со смехом рассматривал Игоря.
— Фффвввчего? — спросил Игорь, садясь прямее и вытирая подбородок от слюны. Ему стало смешно самому. Денис хохотал:
— Чего снилосьто? Разулыбался так, — он изобразил улыбку дебила, — и что-то бормочешь. И руками нехорошие жесты делаешь… Прямо завидно стало!
Игорь молча обхватил Дениса за крепкую шею, начал с пыхтением валить с сиденья. Тот сопротивлялся и дурашливо вопил. Губинстарший, не отвлекаясь от дороги, угрожал из кабины репрессиями…
… А кошмары кончились после того дня.
Если честно, Игорю больше всего запомнился не концерт (он так боялся, что потом восстановил события, только глядя запись), а виденный парад кубанских казаков. Отец Дениса сам отвёл туда мальчишек и стоял за их спинами, положив на плечи ладони. А по центральной улице, чеканя шаг, шли алосиние с золотом коробки — ополченцы, пластуны, мальчишкикадеты… Тяжело полоскали войсковые знамёна. В толпе, скопившейся по сторонам улицы, многие фотографировали. Но Игорь — хотя в прихваченном с собой мобильнике у него был фотик — просто смотрел. Потому что это было не представление.