Последний верблюд умер в полдень
Шрифт:
— Но карта, Эмерсон, — напомнила я. — Когда ты…
— О… — Эмерсон закашлялся. — Это… Ну, чёрт побери, Пибоди, я и сам немного выпил, и потом, я знаком с творчеством средневековых арабских писателей…
— «Книга Сокровенных Жемчужин»[35]?
Эмерсон застенчиво улыбнулся.
— Проклятье, Пибоди, ты всегда на шаг или два опережаешь меня. Из-за своего необузданного воображения. Но зерно истины часто обнаруживается даже в самых фантастических легендах. Я вполне готов поверить, что в западной пустыне существуют неизвестные оазисы, далеко к югу от известных оазисов Египта. Уилкинсон[36] упоминает о трёх таких
— Захватывающе, — вздохнула Эвелина. — А что такое «Книга Сокровенных Жемчужин»?
— А, вот теперь мы вступаем в область чистого вымысла, — ласково улыбнулся ей Эмерсон. — Это удивительное произведение, созданное в пятнадцатом веке, переполнено историями о спрятанных сокровищах. Один из таких кладов спрятан в белом городе Зерзура[38], где король и королева спят на своих тронах. Ключ от города — в клюве резной птицы на огромных воротах; но вы должны позаботиться о том, чтобы не разбудить короля с королевой, если хотите завладеть сокровищем.
— Это просто сказка, — критически отозвался Уолтер.
— Конечно. Но Зерзура упоминается и в других источниках; название, вероятно, происходит от арабского «zarzar», то есть «воробей», так что Зерзура, очевидно — «место маленьких птиц». Есть и другие истории, другие свидетельства… — Лицо Эмерсона приобрело задумчивый, мечтательный оттенок, который было дозволено лицезреть лишь нескольким избранным. Он любит, чтобы его считали строго рациональным, насмехающимся над праздными мечтаниями. Но на самом деле мой любимый так же чувствителен и сентиментален, как женщина (во всяком случае, их принято считать именно такими, хотя мой опыт подтверждает, что женщины гораздо более практичны, чем мужчины).
— Ты думаешь о Харкуфе[39]? — спросил Уолтер. — Да, его тайна никогда не была разгадана; по крайней мере, не до такой степени, чтобы я успокоился. Где он странствовал, где раздобыл те сокровища, что привёз в Египет? Золото, слоновая кость, танцующий карлик, что так порадовал ребёнка-царя… А путешествие царицы Хатшепсут в Пунт[40]…
— Пунт здесь ни при чём, — сказал Эмерсон. — Речь идёт о каком-то месте на побережье Красного моря, к востоку от Нила. Что касается Харкуфа, он жил более четырёх тысяч лет назад. Может быть, он прошёл Дарб-эль-Арбаин[41]… Но какой смысл в этих пустопорожних рассуждениях? Мы болтали, осушали стакан за стаканом и рисовали бессмысленные линии на листке бумаги. Если Форт был настолько глуп, чтобы следовать этой так называемой карте, он заслужил неприятную смерть, которая, несомненно, постигла его. И хватит об этом. Пибоди, почему ты сидишь здесь? Почему ты не поднялась с кресла, показывая, что дамы намереваются удалиться?
Целью этого вопроса было спровоцировать меня; Эмерсон хорошо знал, что обычай, на который он сослался, никогда не существовал в нашем доме[42].
— Мы все намереваемся удалиться, — ответила я.
Уолтер поспешил открыть мне дверь.
— Вообще-то довольно странное совпадение, — невинно промолвил он. — Восстание дервишей только начиналось, когда мистер Форт исчез. Теперь оно почти закончилось, и тут же приходит письмо…
— Уолтер, не будь таким наивным. Если предполагается мошенничество, то это не случайное совпадение. Вести о побеге Слатин-паши после многих лет, проведённых в неволе, вполне могли вдохновить некоторые криминальные умы…
Он задохнулся на полуслове. Кровь бросилась ему в лицо.
Я знала, о чём он подумал. Я всегда знаю, о чём думает Эмерсон: духовная связь, объединяющая нас, чрезвычайно сильна. Мрачная тень Гения Преступлений[43], нашего старого заклятого врага-мстителя, всегда будет преследовать нас — особенно меня, поскольку я (к моему искреннему удивлению, ибо я весьма добропорядочна) внушила страсть этому извращённому, но блестящему уму.
— Нет, Эмерсон! — воскликнула я. — Этого не может быть. Разве ты не помнишь, что он обещал больше никогда…
— Обещание, данное змеёй, ничего не стоит, Пибоди. Всего лишь часть плана…
— Вспомни своё обещание, Эмерсон. Ты никогда больше…
— Да чтоб ему провалиться, — пробормотал Эмерсон.
Хотя и не понимая (по крайней мере, я надеялась, что не понимает), о чём мы говорим, Эвелина тактично сменила тему.
— Объясни, дорогой брат, что ты хочешь найти в Мероэ, и почему не можешь работать в Египте, как раньше? Я очень тревожусь, когда думаю о том, какому риску вы с Амелией подвергаете себя.
Эмерсон ответил, продолжая дёргать воротник, как будто тот душил его:
— Со всех точек зрения, древний Гуш — неизвестная цивилизация, Эвелина. Единственный квалифицированный учёный, исследовавший эту местность — Лепсиус, но всё, что ему оказалось по силам — описать представшее его глазам в 1844 году. Наша задача гораздо важнее: составить точный перечень памятников и надписей до того, как время и кладоискатели полностью их уничтожат.
— Особенно надписей, — нетерпеливо вмешался Уолтер. — Шрифт происходит от египетских иероглифов, но язык не был разгадан. Когда я думаю о скорости, с которой этим записям суждено бесследно исчезнуть, я испытываю желание отправиться с тобой. Вы с Амелией не сможете…
При этих словах Эвелина тревожно вскрикнула и схватилась за руку Уолтера, как будто тот собирался немедленно отправиться в Африку. Эмерсон успокоил её со своей обычной тактичностью.
— Уолтер стал мягким и дряблым, Эвелина. Он и дня не протянет в Нубии. Суровый курс физических занятий — вот что тебе требуется, Уолтер. Если ты как следует поработаешь зимой, я разрешу тебе сопровождать нас в следующем сезоне.
В такой дружелюбной и оживлённой беседе прошёл целый час. Мужчины попросили разрешения закурить трубки, и это разрешение было немедленно получено: Эвелина была слишком мягка, чтобы отказать в просьбе любимому, а я даже и не мечтала отучить Эмерсона от привычки творить в собственной гостиной всё, что ему заблагорассудится. (Хотя в определённых случаях приходилось просить об отсрочке тех или иных действий до достижения определённой степени уединения.)
Наконец я подошла к окну вдохнуть глоток свежего воздуха. Облака рассеялись, лунный свет залил лужайку нежным серебром. Я стояла, восхищаясь красотой ночи (вообще, я очень люблю природу), но мирные грёзы прервал резкий треск. За ним быстро последовали второй и третий.
Я обернулась. Мои глаза встретились с глазами Эмерсона.
— Браконьеры, — сказал Уолтер лениво. — Хорошо, что малыш Рамзес спит. А то уже выбежал бы наружу…
Но Эмерсон, двигаясь с быстротой пантеры, уже выбежал наружу. Я последовала за ним, задержавшись лишь на миг для краткого объяснения: