Последний властитель Крыма (сборник)
Шрифт:
30 градусов по Цельсию
– Значит, отвез?
Ефрейтор отвел глаза в сторону.
– Доставил, стало быть, дружка в лучшем виде?
Надя смотрела в землю, зато взгляд Вальки жег Серебрякова без пощады. Он вскинул голову:
– А что я мог поделать?! Ну, сбежали бы мы вместе – куда?! Ничего же не готово, все припасы у тебя в амбарчике, ни катера, ни нарт, ничего –
– А его ты отпустить не мог?
– Мог. Только кто потом меня бы отпустил?
– А что, у вас побегов c-под конвоя не случалось?
– Случались. Только не в браслетах да полуживым.
Ефрейтор осекся и покосился на Надю.
Но она продолжала изучать грязь под ногами.
– Ладно, – Валька сбавила обороты, – у вас что, менты шерстили?
– Да, когда я вернулся с Лебяжьего – все вверх дном, сутки чего-то искали, а чего – не говорят.
Помолчали.
– Бывай. – Валька повернулась и пошла. Надя помедлила и сказала, подняв глаза на ефрейтора:
– Василий… Вы не думайте, я не сомневаюсь, что поступить иначе вы не могли. Не терзайте себя…
И, повернувшись, пошла за Матрицей.
31 градус по Цельсию
– Иван, скажи, когда вам обратно лететь? – Зубаткин угощал командира ТУ-95. Стол был щедрым, и особенно заботливый хозяин потчевал гостя черной икрой – даже в этих первозданных местах она уже становилась редкостью.
Подполковник нахмурился.
– Да как без штурмана лететь? А придется, на базе все на ушах стоят, что Нефедова замели. Приказ ждем вот-вот.
– Слушай, у меня к тебе просьба… Да ты ешь, ешь, не обижай! Раз место освободилось… Захватите меня?
– Куда?
– Да мне, понимаешь, в Благовещенск метнуться надо, сам знаешь – какие у нас доходы?
– Рыбу, что ли, китайцам толкнуть?
– Ну да, прикупил чуток у тунгусов… А я, Вася, тебе с прибыли магарыч выставлю!
– Магарыч – это само собой… – И летчик выразительно замолчал.
– Нет, нет, не сомневайся! Товар реализую, ну, сколько… Ну, тыщу тебе хватит?
– Заметано, – ответил подполковник и мастерски опрокинул стопку. – Эх, хороша чертовка…
– Ваня! – заметно повеселевший Зубаткин расслабился. – Скажи, Ваня, а правда, что все летуны делятся на пердунов, шептунов и свистунов (вертолетчиков, бомбардировщиков и истребителей)?
Подполковник поднял на него враз захолодевшие, будто ледком, синим инеем подернувшиеся, закуржавевшие глаза и холодно, с расстановкой произнес:
– Правда. Но рексов за людей не считает никто. Даже мабута, – добавил он погодя.
Затем встал и вышел, не попрощавшись.
32
– Свободен! – Следователь, грузный мужчина лет пятидесяти, отпустил конвойного.
– Садись. – Он кивнул Нефедову на табурет.
Лицо летчика было неузнаваемым из-за кровоподтеков, на левой брови запеклась корка, нос превратился в шишку, одежда порвана и изгваздана донельзя, похоже, летчиком мыли пол.
– Да-а-а, – протянул следователь, – пресс-хата – это не сахар… Может, водички? – И он налил в стакан из графина и сам поднес стакан к губам летчика, руки того дрожали крупной дрожью.
– Ай-ай-ай, – качал между тем следователь плешивой своей головой, – вот звери, звери, не люди…
Нефедов смотрел в пол, не поднимал головы.
– Ты вот что, сынок, – следователь перешел на доверительный говорок, – вот что… Открутиться тебе не получится, золотишко при свидетелях изъяли. За паровоза тебе тянуть смысла нет, сдай подельника своего – обломится тебе пятера, откинешься по половине…
– Нет никакого подельника, – глухо ответил лейтенант, не поднимая головы.
– Сынок, да тебя ж Зубаткин сдал, он тебе и рыжье подкинул, я тебе… ты понимай! Тайну следствия выдаю, тебя, молодого, жалея… Ну, подумай, ты ж не для тюрьмы рожден, ты ж не жиган, не блатной, не шерстяной, сломают тебя тут – как жить по том будешь? А мы уж тебя, коли нам поможешь, придурком в СИЗО оформим, ну баландеромли, библиотекарем, фотографом… Фотографировать умеешь? Ну вот! Вот же! Да ты срок свой на одной ноге простоишь, о чем тут думать!
Следователь перевел дух.
Нефедов не шевелился и не поднимал головы.
– Сынок… – Следователь постарался придать голосу почти отеческую теплоту. – Да ты еще урок натуральных не видел, это пострашнее, чем суки с пресс-хаты, ты ведь ни на хату путем заехать не умеешь, ни поставить себя, ни жить по понятиям! Да ты хоть представляешь, что тебя в камере ждет?
Нефедов поднял голову. Взгляд его был мертв.
– Ладно, – без всякого выражения произнес он, – пиши, что тебе надо. Но запомни – я был один, подельников нет.
И он опять опустил голову вниз.
33 градуса по Цельсию
– Эй, Валька! Куды катисся? – Молоденький сержантик выскочил из воронка. – Матрица! Не узнаешь, што ли?
Валька повернула голову.
– Ну узнаю… Дальше что?
– Валь, ты это… Не сердись, что мы тебя тогда в обезьяннике… Ну, это…
Она стояла молча.
– Слышь, Валь… Ты ж мне давно нравишься, может, отдохнем вечером?