Последний властитель Крыма (сборник)
Шрифт:
В деле было фото чьего-то, никому не принадлежащего следа – в грязи, чуть в стороне от крыльца.
След глубокий, четкий. Кто-то явно тащил что-то очень тяжелое и оступился.
Узкая стопа, обточенные каблуки. Сорок третий размер.
22 градуса по Цельсию
– Да вы с ума все посходили! – отсмеявшись, Нефедов выпил пива. – Ну, и как мы там будем жить? Ну, рыбу ловить, а потом
– А кто тебе нужен, Нефедов? – в упор спросила его Валька. – Кто еще?
Нефедов посерьезнел.
– Ну… Родители. Небо. Да вообще, книги, друзья, мало ли! В Сочи съездить…
– Съездишь. И самолет себе купишь.
– Ну, а зачем бежать-то? Почему нельзя сейчас эти камни забрать, да и жить, как хотим?
– Эх, лейтенант, умный ты, а дурак… Никого золото счастливым не сделало. Всех погубило. А вот коли ты привыкнешь к нему, за мусор считать станешь, коли поймешь, что главное – и без него у тебя есть, вот тогда – бери…
Лейтенант замолчал. Молчал и Серебряков.
– Дело она говорит, Алеша… – тронула его руку Надежда, – дело… По мне, хоть век там живи. Ну, а захотим куда – мир велик…
– То есть это как испытательный срок нам будет? – спросил офицер. Серебряков молчал.
– Очистительный, – ответила Валька. – Грязь с души в один момент не смоешь…
Все замолчали.
– Ну, а ты что скажешь, Василий? – спросил Нефедов.
– Да в общем, если родичам хоть изредка весточку подавать, что жив, здоров, можно и попробовать…
– Не заскучаем?
– Телик с собой возьмем…
– А там ловит?
– В ста верстах оттуда, в пойме, геологи стоят, – ответила Валька. – У них первую-вторую программу берет…
– Видак. Книги. Шахматы, – лейтенант оживился. – А что? В детстве всегда мечтал быть Робинзоном Крузо… Спирт возьмем?
– Там сеть, Валька говорит, – ефрейтор улыбнулся впервые за вечер, – медикаменты нужны… Ну, сеть, спиннинг для удовольствия…
– А ты что захватишь, Надя? – Нефедов, улыбаясь, смотрел на подругу.
– Библию, – подняла на него глаза она. Все помолчали.
– Сигареты. Блоков сто – двести, – продолжал считать ефрейтор.
– А вот этого, Васенька, не надо… Возьмем поменьше, блоков пятьдесят, – тихо сказала Валька.
– Что, курить вредно?
– Я, Вася, больше не курю. Надька – тоже. Вам хватит и этого. Да и потом, столько будем закупать, сразу поймут что куда-то готовимся.
– А пятьдесят не поймут?
– А пятьдесят – подумают, с тунгусами торговать идем. Сейчас путина, икру да рыбу заготавливают…
– Знаете что? – подал голос лейтенант, – переходы нужно делать по ночам, днем катер сеткой маскировочной накрывать… Кстати, где катер возьмем?
– Возьмем, я найду, – ответила Валька. – А почему по ночам? Самолетов у вояк нет, только бомбардировщик твой, не пошлют они его за нами…
– Спутники, – ответил лейтенант, – с неба видно, какой ты зажигалкой прикуриваешь… Я в штабе возьму график пролета – и наших, и американских. Идти можно будет часа по два-три, потом – остановка, и опять – два-три часа.
– Сетку танковую я в оружейке возьму. – Серебряков закурил. – Только надо просчитать, сколько топлива потребуется, сколько мы весим, и ничего лишнего не брать. А то ведь не доплывем…
Надя долго не засыпала в тот вечер. За окном было непривычно тихо, смирно, и звезды заглядывали в комнату. Нефедов тоже не спал.
– Ты боишься? – спросила она.
– Уж очень крутая перемена, – помолчав, ответил он.
– Не будет нам покоя среди людей, – продолжила она. – Если потом уйдем оттуда, я все равно хочу жить подальше от них.
– А я?
– А ты летай… Я тебя буду ждать, хозяйство вести. Мне больше ничего не нужно.
Урчал котенок на груди Нефедова. В комнате Влада еле слышно работал радиоприемник, и чистая, светлая музыка разбавляла тишину.
23 градуса по Цельсию
– Товарищи! – Оратор поднял лысую голову над конторкой-трибуной. – Товарищи! Разрешите поздравить вас…
– Ну, мля, смотри, с-сэка, гладкий какой! – донесся до Нефедова и Зубаткина, сидевших в восьмом ряду зала Дома творчества, шепоток сзади. – А я, мля, когда в партию пришел вступать, он же, с-сэка, и ну меня пытать, какой, блин, да какой, понял, съезд, на фуй, да конференция, понял? Н-ну, с-сэка, а я ему – да мне, мол, на фуй в шахте ваши съезды не нужны! – Н-ну, с-сэка, чё тут началось! Так и не приняли, на фуй. Одно хорошо – на цугундер не тягали…
– Шахтерский труд, товарищи, – доносилось между тем из президиума, – это, товарищи, героизм! Это, товарищи, подвиг!
– Да чё там, Петро, знамо дело, – подхватил сзади невидимый его собеседник, – им на сцене чуфариться, нам в забое околевать! И через паузу: – Пошли, што ли? Ну ево на фуй… А чё, уже наливают, что ли?
– Да ты чё, Петро?! И не закрывали с утра…
– Н-ну! – приятно изумился Петро. – Дак што ж мы тут-та? А ну, айда, на фуй!
И стулья заскрипели облегченно.
На сцене, за длинным столом, крытым кумачом, за бутылками с ессентуками да боржоми, перед блокнотами-девственниками и ручками с надписью «Алмаз – навсегда» сидели уважаемые в городе люди – мэр, военком, строители, главмент, летуны, шахтеры. Лица у всех еще не вошли в рамки после Дня строителя, но приходилось терпеть – докладчик, бывший парторг стройтреста, работал теперь в краевой администрации.
– М-м-мля-а-а! – простонал начальник СМУ соседу из МЧС. – Да долго ж он, с-сэка, п…здить-то будет?!