Последний властитель Крыма (сборник)
Шрифт:
Надя хлопнула ладошкой дельфина, тот остановился. Она зачерпнула пчелу и выпустила воду меж пальцев.
Пчела чуть шевельнула намокшими крылышками.
Надя тихонько подула на нее – раз, другой, третий.
И пчела ожила – сначала чуть затрепетав подсохшими лепестками крыл, потом чуть сильнее – еще не веря в спасение и пробуя силу, а потом, одним движением снявшись с руки, заложив вираж, полетела к берегу.
– Как всегда, даже «спасибо» не сказав, – улыбнулся дельфин.
– А, ладно! – махнула Надя. – Ну,
Нефедов, улыбнувшись во сне, провел ладонью по лицу, стирая остатки сна.
День, серенький денек клеился к окнам. Надя, проснувшись раньше, сидела рядом.
– Знаешь, мне снилось что-то очень хорошее, яркое, – сказал он. – А вот что, не помню…
Она улыбнулась.
– Главное, – что хорошее. Здравствуй, любимый!
20 градусов по Цельсию
Свет лампы был невыносим. Клавдия, продавец-экспедитор «Алмазгеоразведки», головной организации всех приисков золотоносного края, сидела в круге света, почти безучастная к происходящему. Допрос продолжался которые сутки без перерыва – следователи менялись, а она так и сидела на привинченной к полу табуретке.
Клавдия уже перестала различать голоса допрашивающих, потеряла счет времени.
– Бу-бу-бу, – доносилось из темноты, за краем света, – бу-бу-бу, с-сука, бу-бубу…
– Пить, – прошептала она растрескавшимися губами, – пить… Больше не могу…
Звякнул в темноте графин, вода полилась в стакан. Клавдия в надежде подняла голову и услышала как там, за чертою яркого света, шумно, с наслаждением пьет человек.
– Николаев! – раздался крик. – Эй, Николаев!
В комнату для допросов вошел молоденький стажер. Он с любопытством смотрел на женщину в разорванной кофте, со сбившимися, свалявшимися волосами, сидевшую у стола.
Несмотря ни на что, лицо ее сохраняло привлекательность.
– Нравится? – усмехнулся кто-то из-за стола. – Ничего, сучка, в поре… Ну, да еще наиграешься. На-ка графин, принеси с родника ключевой, холодненькой… Страсть как жарко здесь!
Клавдия облизнула сухие губы.
– Пить, – взмолилась она, – пожалуйста, пить…
Стажер вернулся с графином и, поставив его на стол, задержался в дверях.
Следователь с сомнением посмотрел на допрашиваемую. Клавдия была почти бесчувственна.
Налив в стакан, он выплеснул ей воду в лицо. Клавдия встрепенулась, выпрямилась и облизала губы.
– Смотри, сучка какая проворная! – заржал голос из темноты, – недаром ребята хвалят…
– Воды, – простонала она, – ну, хоть глоток…
Следователь поймал взгляд стажера.
– Что, жалко сучку стало, сынок? – спросил он. – Ну, раз жалко, дай ей…
Молодой налил воды и поднес стакан к губам женщины.
Стуча зубами о край, хватая его за руки, обливаясь,
– Спасибо, – прошептала она, щурясь и пытаясь разглядеть его глаза, – спасибо, Бог вас наградит…
Стажер, сглотнув комок, вышел.
– Ты, Клава, Бога оставь в покое, – услышала она голос своего мучителя. – Ты лучше правду нам, Клава, расскажи, куда металл отвозила… И – спать иди. Потом, как расскажешь… А хочешь, молодой этот тебя в баньку сводит, а? Конвойным… – И следователь хмыкнул – гулко, утробно.
– Не брала я, Христом-Богом клянусь, – ответила она.
– А кто, Клава, кто? Ну знаешь ведь, знаешь, – жарко зашептал следователь, придвинулся ближе и тронул ее колени. – Ну, Клавочка, давай, давай, думаешь, мне приятно тебя мучить? Меня детки дома ждут…
– Спала я, спала в ту ночь, отрубилась сама не знаю как, – устало заговорила она. – Сотый раз вам повторяю, спала…
– А чой-то ты крепко уснула, Клава? – поинтересовался следователь. – Устала от чего? Или от кого? – Он гоготнул.
– Ну да, выпила… Гость у меня был…
– Кто, Клава, кто?
– Да майор с комендатуры. А что, нельзя?
– Зубаткин? Зубаткин у тебя был? Ну, говори!
– Ну да… Только вы жене его не сообщайте… Он вам и подтвердит, что всю ночь мы спали…
– Во сколько он ушел, Клава?
– Да как проснулась, пожрать приготовила… Девятый час уж был.
– Ты что, время засекала?
– Соседка телик врубила. В девять сериал начинается.
– Та-а-ак… – Следователь в волнении заходил по кабинету. – Значит, спали вы всю ночь с майором, да?
– Да, – прошептала женщина, – да…
– На, попей, – протянул ей следователь воды. – Конвойный!
Дверь отворилась.
– Подпиши, Клава… Ага, и здесь, и здесь… В камеру ее!
Клавдия, шатаясь, вышла.
– Та-а-ак, та-а-ак, значит, спали всю ночь, – мерил комнату шагами следователь. – Крепко ты, Клавдия, спала, очень крепко…
Анализы, подшитые к делу, свидетельствовали: в организме Клавдии была та же доза клофелина, что и в крови охранников прииска «Лебяжий». Следователь набрал номер.
– Алексеич, ты? – услыхал он в трубке знакомый голос.
– Здравия желаю, товарищ прапорщик… Гордеев это, с розыска… нет-нет, Алексеич, ничего у тебя на складах не пропало… Что пропало, ты так припрятал, что никакой розыск не сыщет…
Трубка что-то загундила в ответ.
– Да шучу, шучу, товарищ прапорщик… Ты вот что, не в службу, а в дружбу, глянь, сапоги какого размера у тебя Зубаткин получал? Да не, не, Алексеич, какие могут быть подозрения? Картотеку составляем, базу, блин, данных… Сорок третий? Ага, ага, ага… Ты вот что, Алексеич, не звони никому, что я интересовался, понял? Смотри…
Следователь припомнил фасонные, с обточенными каблучками, яловые, отглаженные солдатскими утюгами щегольские сапоги майора.