Последний властитель Крыма (сборник)
Шрифт:
– «Метеор» с барыгами подходит, – неохотно ответил сержант.
– Так-так-так… – заговорил шеф, – до моря им главной протокой – сто верст, да губой – триста. По Звягиневой протоке «Метеор» проскочит? – кинул он взгляд на сыскаря.
– Должон, – пожал плечами тот.
– Пушки, пушки, «калаши» взять и бегом! – скомандовал главмент. – Так вот куда рыжье-то поплыло, вот сколько вас, голубчиков, было…
– Товарищ полковник! – вырос за стеклом дежурки пожилой капитан. – У рексов ЧП, оружейка вскрыта, Зубаткин бежал!
– Хорошо, хорошо, хорошо, – бормотал шеф, натягивая кожаную куртку, – мы на месте на два часа раньше будем, там им кляпец и приготовим, там мы вас, голубчиков, и залобуем. Готовы? Айда!
И через минуту в опустевшем райотделе остался только дежурный. Он опустился в кресло. Как безумные, звонили все три телефона. Откуда-то издалека раздался рев авиационных двигателей, и мелко задрожала ложечка в стакане чая в подстаканнике.
44 градуса по Цельсию
Катер, патрульный катер на подводных крыльях, свистел по поверхности Угрюм-реки, как ангел вод. Серебряков, сидя справа, держал штурвал. Ночь, непроглядная ночь неслась им навстречу, и только две полосы разорванной пополам реки белели, расходясь, позади.
– Скоро залив, – Валька глянула на часы, – там будем ждать рассвета, ночью в шхерах себя потеряем.
Внезапно ночь разорвал сноп света. Валька и ефрейтор инстинктивно загородились руками. Впереди, со стоявшего на фарватере «Метеора», загремел голос:
– Глуши мотор, суки! Стреляю!
И автоматная очередь брызнула по кабине.
Охнула и сползла, держась за плечо, Валька.
Ефрейтор сбросил скорость. Катер клюнул носом и завилял.
С «Метеора» снова застучал автомат – на сей раз вдоль борта.
– К берегу, к берегу, падлы! – злорадно неслось в мегафон.
– Ты жива? – спросил Серебряков, лежа на полу рядом с Валькой.
– Да-а-а, – простонала она.
– Крепко тебя?
– Вроде нет, но больно, – Валька стиснула зубы, – в руку…
И тогда ефрейтор, не думая, не рассуждая, подтянул к себе «дегтярева». Стукнула коробка, затем планка.
Солдат поднял пулемет, поставив его сошки на борт. В предрассветной мгле виднелись борта «Метеора» с закрепленными оленьими тушами, прикрытые мешками. Лица людей были неразличимы, но их победное настроение чувствовалось на расстоянии.
– Но ты мне, начальник, один хрен заплатишь, – процедил главный барыга, круглый человечек в зеленой с оранжевым «аляске», – сколько соляры сожрали…
Очередь с катера ударила в рубку, в борта, в иллюминаторы. Все – главмент, сыскарь, сержант, капитан «Метеора» и трое барыг с пьяненьким толмачом-тунгусом – бросились на пол.
Плетка крупнокалиберных пуль прошлась вдоль судна, еще раз, и еще, и нащупала баки.
В следующую секунду ночь разорвалась, и утро бросилось прочь от Угрюм-реки. Огненный гриб вырос на воде, и водяной пузырь поглотил то, что было «Метеором». Ничего и никого не осталось на черной воде, лишь тут и там догорали обломки да плыла, плыла по течению к студеному морю невесть как уцелевшая оленья туша.
Оленей барыги в тундре возле Жиганска били с вертолетов и набили немерено забавы ради.
С собой же взяли немного.
Кому они нужны, эти олени-то? Только место занимать.
– Перевяжи, – шепнула Валька. – А ты все-таки мужик.
2000 градусов по Цельсию
– Надя, Надя, я прошу тебя… – По изуродованному лицу Нефедова с чуть подсохшей коркой на месте левой брови текли струи дождя, и хлопковые, ватные комочки снега неохотно таяли в потеплевших и мокрых, коротко остриженных волосах. – Еще есть время, Надя. У нас почти нет шансов уцелеть, пожалуйста, вернись к матери…
– Нет, мой Король… Или ты раздумал на мне жениться?
– Нет, не раздумал, моя Королева…
– Значит, и не о чем больше говорить. Поторопимся – мне подозрительны эти огни…
От КП аэродрома, впереди еще невидимой в сумраке машины, неслись два столба света.
– Что же, тогда вперед! – Летчик чуть подтолкнул Надю к стремянке. – Вперед и вверх, моя Королева!
В кабине бомбардировщика было тепло, отопление работало, и таинственно мерцали зеленым и синим лампочки приборов.
Глухо замычал Зубаткин, брошенный тюком у переборки, перед входом в грузовую кабину.
Нефедов опустился в кресло командира и начал щелкать тумблерами.
Надя заняла место штурмана. Прямо перед ней, в навигационном бортовом комплексе, располагалась счетная машина «Гном». И даже ей, несведущему в авиации человеку, было ясно, что эта техника ненамного надежнее арифмометра.
Нефедов усмехнулся:
– Ничего, родная, летать можно без всего – были бы крылья…
«Косынка», летний чехол, с кабины была давно скинута, и винты, нехотя дрогнув, начали медленно вращаться, разбрасывая тысячи и тысячи брызг. Пятые сутки висел над городом чичер (холодная ветреная погода с дождем и снегом одновременно) и сеял свои волглые взвеси.
Впрочем, брызги превратились в искры – командирский уазик подлетел и ослепил кабину фарами.
Выскочивший из кабины подполковник – командир корабля – бешено застучал рукояткой пистолета по стойке шасси.
– Леша! Леша! Ты с ума сошел! – кричал он.
Винты вращались все быстрей. Гром заполнил аэродром. Нефедов откинул плексиглас «фонаря».
– Иван! – закричал он. – Иван, уйди!
Но командир не слышал его.
Потом, подняв голову и отскочив, когда огромный самолет чуть дрогнул, начиная движение, он встретился глазами с Нефедовым.