Последний завет
Шрифт:
К этим вопросам, вытекающим из очевидного, нам ещё предстоит вернуться.
Здесь же нам пока надо выяснить, по какой существенной причине закон о СМИ в значительной своей части оказывается как бы отторжённым – от конституции, как частично и она – от него.
Скорее всего это происходит из-за неумелого уяснения по теме: свобода массовой информации. Предмет, по отношению к которому провозглашена свобода и дана гарантия этой свободы, явно взят необоснованно расширительно, и он «из них» «вываливается».
Логично здесь подразумевать виновницей пьянящую романтику первых постперестроечных лет. – Когда «массовую информацию» «вводили» в закон, то не избежали соблазна придать ей смысловое значение большее,
Но, как показывает практика СМИ, «прикидки» привели совсем не к тому, чего можно было ожидать по наивности. Ведь именно отсюда исходила причина выросшего до размеров национального бедствия навязывания людям чего попало; и, к их огорчению, законодатель не поспешил вовремя искоренить недоработку, и она продолжает оставаться в самых первых строках закона о СМИ.
Из добрых, видимо, побуждений промистифицировано то состояние для «массовой информации», которое не исходит из конституционной гарантии свободы. Гарантии только свободы, не более того. Хотя бы по такому образцу, как была «утверждена» гарантия свободы слова или свободы мысли – категорий высшего порядка, обречённых всегда находиться под несокрушимым воздействием естественного права (потребностей). Для которого нет и не может быть задано никакой управляемости, никакой регламентации, никаких правил, ибо любое правило есть уже действие к исключению свободы.
Нарушив эту норму, «массовой информации» по существу обеспечили не свободу, а вольность, очень быстро переходящую в разрушение не только всего, с чем она может где-то хотя бы на миг соприкасаться, а и – в разрушение самоё себя. Повнимательнее присмотримся к её пребыванию в такой вот странной и гибельной для неё купели.
Когда теперь говорят о праве на получение информации через посредство СМИ, то, конечно, вынуждают подразумевать не что иное как обязанность перед потребителями, кроме СМИ, кого-то на стороне в первую голову. Обязанность отдать, предоставить – по просьбе или по требованию СМИ, предусмотренному законом. Там (это место обозначим как «наверху») есть пока только «информация», а «массовой информации» ещё нет, она, повторимся, «возникает», уходя к потребителям, к неограниченному кругу и непременно только от СМИ. В этом случае «внизу», на потребительском уровне, можно получить – что? Да что же как не продукцию в виде «массовой информации». А куда же подевалась «информация»? Ведь ясно же как день: её «наверху» не могло не быть, и она также не могла не обозначиться где-то «внизу».
Если бы таким положением не тяготиться, то и вообще незачем было бы разводить разговоры о получении обычной «информации» гражданами, строить из её «получения» норму в рамках публичного права… – Но – всё-таки что же с нею?
Можно искать ответы по-разному. Например, видеть оба значения – информации и массовой информации – приведёнными к одному знаменателю, понимать их сцепленными в тандем или в каком-то другом совмещённом виде. Но в этом случае сильно выпирала бы целесообразность – худший помощник праву. Можно просто подразумевать в обоих терминах идентичное29, поскольку информация, проходя по конвейеру СМИ, часто не изменяется ни в чём по существу, а в конце конвейера называется массовой информацией только из-за того, что она побывала в СМИ, в их номинальной переработке. Но и здесь не до конца всё ясно, так как не вся же информация перерабатывается в СМИ номинально, немалая часть её вовлекается в творческие процессы редакционных коллективов, приобретая нередко совсем другую
Наверное, лучший ответ можно найти в самом факте «потери» или «растворимости» информации в массовой информации.
Поскольку первая исчезает, не остаётся сомнений: это происходит под воздействием второй. Но исчезновение невозможно как действие отвлечённое – без результата. Значит, вторая насыщается первою. Будучи же обеспечена гарантией свободы, то есть возможностью действовать в обществе и влиять на всё непосредственно (!), массовая информация, оставаясь просто вещью товарообмена, предрасположена как раз в силу своей товарной природы выражать собою амбициозность, а также – устремлённость, «агрессию».
Нам с вами, может быть, кажется, что беспокоиться тут особенно не о чём. Однако сравнение текста закона о СМИ с тем, что привносит практика, убеждает в обратном.
До поступления от кого-то «предмет», которым заинтересовались и который захотели приобрести СМИ, если и обозначал обычную информацию, то есть – содержание новизны, то лишь в его строго приватном значении или, говоря по-другому, не обязательно – для широкой аудитории, а уже на втором этапе – материал или сведения для неограниченного круга.
Но теперь тут преимущество за формой, а не содержанием. Поскольку, как понятие в законе, «массовая информация» обязана представлять собою лишь перечень наименований предназначенных к передаче и передаваемых материалов и жанров.
Обобщённая формула, исходящая из такого перечня, понуждает рассматривать в упаковке «массовой информации» что угодно из целого ряда сфер, где идёт нарождение информации.
Особой устремлённостью к ней из-за возможности скорого и наиболее широкого распространения отличается продукция интеллектуальной деятельности, включая сюда, к примеру, музыку. Хотя не очевидно ли, что и музыка тоже, разумеется, информация и не такая уж «немассовая», да вовсе не с тем знаком. Ещё никто не говорил о праве потребителей на её получение. Хочешь называться тут получателем, потребителем, тебе не обязательно рассчитывать на медиа-содействие, иди с контрмаркой в зал для концертов или подсаживайся к проигрывателю. Решает всё желание, а не право.
Касательно же «обычной» информации можно утверждать, что она в составе массовой информации выражена самой главной и самой существенной долей, по крайней мере, в настоящее время, при ещё вполне достаточном интересе публики к содержанию новизны в материалах СМИ.
Но это всё-таки при том, что говорить о существе права потребителей на получение информации через СМИ приходится как о чём-то очень условном.
Его нет де-юре. По той причине, что в истинно правовом действии отказано предмету, к которому оно должно «прилепиться». Ведь это вовсе не тот случай, когда рассуждают о неписаном праве потребителей на товар, на любой товар вообще. Хотя информация, как составная часть продукции СМИ, тоже товар, но уже не «любой» и не «вообще», а с такой особой спецификой, благодаря которой закон о СМИ должен «вынашивать» в себе и постоянно возобновлять свою действенность. Это диктуется размещением пропущенной через СМИ информации в правовом пространстве – через норму в конституции, то есть – ещё до пропуска через СМИ.
Вот если иметь в виду электролампочки или корзины, то прописывать где-то в законах право потребителей на их получение нужды никакой нет.
С информацией, часть которой обязательна к распространению, должно обращаться по-другому. В себе она обнаруживает содержательную основу с явно выраженным признаком перманентности. И манипулировать ею следовало бы достойно – придав ей чёткую обязательную правовую предметность.
О необходимости приведения широко употребляемых обозначений («имён») в упорядоченное, «устойчивое» состояние тонко изъяснялся ещё Конфуций (Кун-цзы). Усматривая в нём главное средство против ошибок в рассуждениях и в поступках, он, хотя и не связывал это с правом, думается, совершенно верно полагал: