Последняя башня Трои
Шрифт:
Но едва всё закончилось, прежде чем было произнесено хоть одно слово, я понял свою ошибку. Елена приходила в себя, глаза ее были прикрыты. Казалось, она дремлет. И вместе с тем в слабом ночном свете я видел,
как быстро меняются, твердеют черты ее лица, как в них прорезается прежняя ирония. Обнаженная, еще со следами моих неостывших поцелуев на шее и на груди, она опять становилась недосягаемой. Не было никакой моей победы. Эта бесовка, возомнившая себя небожительницей, по своей прихоти спустилась на землю, использовала меня, а теперь – возносилась обратно в свой мир, куда мне не было доступа.
Зато у меня вмиг исчезло подкатившее было пресыщение. Разумеется, я готов был Елену возненавидеть. Но при этом – если не телом, то душой – желал ее еще сильнее, чем прежде.
Она открыла, наконец, глаза и произнесла задумчиво, прислушиваясь к остаткам своих ощущений:
– Это было хорошо. Даже очень хорошо.
– Скажи еще спасибо! – разозлился я.
– Спасибо.
– Рад стараться!
– Ты снова сердишься? – лениво спросила она. – Тебе хотелось большего? Какой-то власти надо мной? Это невозможно.
– Просто я не понимаю, какого черта тебя занесло именно в мою постель! Если уж тебе приспичило, могла бы найти профессионального жиголо с искусственно увеличенным членом!
Она усмехнулась:
– Думаешь, у меня таких не было? Эти безмозглые профессионалы не могут дать самого главного. Мой милый шпион, я – женщина, а не самка, мне нужно настоящее. А настоящую страсть и настоящую нежность не подделать никакой хирургией.
Она встала, чтобы пройти в ванную.
– Елена! – окликнул я.
– Что? – Она стояла нагая, спиной ко мне, только чуть повернув голову,
– Ты действительно отпустила охрану, или кто-то следовал за нами тайком, как за мной на областном шоссе? о – Отпустила, отпустида, мой шпион! – бросила она через плечо и зашлепала босыми пяточками по, полу.
Потом мы лежали рядом, укрывшись одним одеялом. Она сама, устраиваясь поудобнее, прижалась ко мне.
– Расскажи о себе хоть что-нибудь! – потребовал я. – Могу я узнать хотя бы твой календарный?
– Это очень важно для тебя? Ну, сорок семь.
– Значит, генную профилактику ты прошла примерно в двадцать два года, и родители твои были еще молоды. Кто они, где они сейчас?
– Какая разница? – сонно пробормотала она. – Я их давно не видела, я их почти забыла.
– Разве так бывает? – удивился я. – Мне, одинокому, этого не понять.
– У нас на фирме свой порядок: тот, кого к нам принимают, должен оборвать все прежние связи.
– Родственные?
– Родственные, дружеские, какие еще бывают… – выговорила она, засыпая, и вдруг слегка очнулась, засмеялась: – Ну вот, кажется, я и выдала тебе один наш секрет.
– Уже второй.
– Правда? – она совсем проснулась. – Какой же первый?
– Ты нисколько не удивилась, когда я сказал, что бессмертная эпоха может скоро закончиться. Ты знала об этом. У вас на фирме кто-то основательно занимается прогнозированием. Видимо, та же группа, что готовила программу депутату Милютину. И ваши ребята вычислили примерно ту же картинку будущего, что и я.
Она повела под одеялом голым плечиком:
– Думай, что хочешь. Будущее всё равно у каждого свое. А сейчас давай хоть немного поспим…
Под утро я проснулся от ее прикосновений. Она осторожно и умело водила кончиками пальцев по моей шее, потом – по груди, потом – по животу. Всё бешенство любви и ненависти вскипело во мне и растеклось по жилам. Я навалился на нее, даже не поцеловав. Ее это нисколько не смутило. Она сама раскрылась и обхватила меня длинными, сильными ногами:
– Вот такой ты мне и нравишься… Сердитый… Только не торопись!
Потом, умытая, причесанная, подкрашенная, она пила кофе на моей крохотной кухне. А я сидел напротив и следил за каждым ее движением, за каждой гримаской ее прелестного лица. Она уже вызвала машину с охраной (просто включила на «карманнике» маячок наведения, не сказав ни слова, чтоб я не смог ничего подслушать). Истекали наши последние минуты.
Я чувствовал себя как выжатый лимон. Если бы на месте Елены была любая другая женщина, я мечтал бы только об одном: чтобы она поскорей исчезла. Но эта дьяволица с огненно-синими глазами, похоже, свела меня с ума. Я прощал ей уже и надменность, и снисходительную иронию. Одна мысль о том, что мы больше не увидимся, угнетала меня сильнее, чем грядущие мировые катастрофы.
Остатки гордости не позволяли мне задать прямой вопрос о будущем, и я осторожно пошел в обход:
– Значит, порядки в вашей фирме как в средневековом монастыре?
Она недоуменно подняла брови. Как видно, ее представление о монастырях было очень смутным.
– Тот, кто поступал в монастырь, – пояснил я, – отказывался от родственников и друзей. Да еще менял имя… Ты ведь не только порвала с родными, ты и фамилию сменила?
Она усмехнулась и отпила кофе.
– Ладно, – сказал я, – не хочешь – не отвечай. Но вот какая штука: обитатели монастырей давали обет воздержания. Любовные отношения у них считались смертным грехом. В вашей фирме до такого изуверства как будто не дошли.
– А ты сомневаешься? – засмеялась Елена. – Сегодня ночью ты получил мало доказательств?
– Я сомневаюсь в другом. Если, поступая на фирму, вы должны были оборвать все прежние привязанности, то почему вам позволяется заводить новые за ее стенами?
– Что ты имеешь в виду? – насторожилась она.
– Как раз сегодняшнюю ночь. Выходит, вас не обязывают выбирать любовников и любовниц только в своем
коллективе? Это кажется нелогичным для тайного общества. К чему тогда строгости при поступлении?